Книга Потусторонним вход воспрещён, страница 273 – Екатерина Ландер

— У меня записка. Прямо в руке была. — Он зачитал вслух по-прежнему чуть дрожащим голосом: — «Прости, парень. Так было нужно, потому что по нашим правилам никто бы играть не стал. Спасибо, что не спасовал перед Мастером. Еще свидимся! Г. Гусев».

— Значит, это все была игра? — растерянно произнесла Лида.

Остальные молча переглядывались. На лицах читался весь спектр эмоций от негодования до облегчения.

— Ага. Игра с временными ветками, — сказал рыжий невысокий мужчина, которого я поначалу не заметила среди остальных. — Галя, у нас отмена! Потому что это Ключ-от-каждой-двери, мать вашу. И он еще не такое может.

Он говорил не зло — скорее, как очень уставший человек, желающий поскорее добраться до постели после тяжелого дня.

— Больно реалистично для творящегося понарошку. — Лёня поднялся с земли, потирая бок и морщась. — Теперь чуть лучше понимаю, что испытывают Потусторонние. Умирать — такое себе развлечение.

— А я вообще все пропустил! Кто-нибудь, может, пояснит, в чем дело? — Пашка внезапно рассмеялся, отчего тут же схлопотал подзатыльник от Ярика.

— Чего?! — обиделся блондин.

— Ничего, — фыркнул Ярик. — Дома еще получишь. От матери.

— Она там, наверное, с ума уже сошла, — задумчиво поделился Пашка. Он ведь не помнит нас. Не знает, какие дела творились вокруг него все эти дни.

— Маргарита не знает. Я не успела ее найти, — виновато сказала Лида. — Ее не было в аптеке.

— Горе-любовники, — проговорил Лёня, глядя на нас с Васей. — Нашли Ключ, но для кого? Для слетевшего с катушек деда!

Я так и не поняла, чего в его голосе было в тот момент больше: насмешки, упрека или облегчения от того, что все закончилось.

— Все ваши «где», «зачем», «кто виноват» и «что делать» засуньте пока подальше. Разберемся. Всех спросим. Позже. А сейчас есть более насущные вопросы.

— Витольд Петрович прав, — сказал Лёня.

— А как же дети?.. — выдохнула я и буквально в ту же секунду заметила их.

…Мальчишка лет девяти в окружении трех девчонок-сверстниц играл на берегу метрах в тридцати от нас. Дети раздобыли где-то тонкую длинную ветку и по очереди рисовали ею на воде, чтобы остальные угадали рисунок.

Нас они не замечали, не прерывая увлекательную забаву. Или, может, какая-то оставшаяся магия Перепутья все еще продолжала на них действовать?

Я замерла. Из груди вырвался тревожный вздох. Хотелось окликнуть сестру, но отчего-то я испугалась: вспомнит она меня, узнает? А если узнает, как поведет себя? Испугается, заплачет, разозлится на недотепу, так и не сводившую ее на набережную к чайкам, и убежит?

— Малинник, — глядя на обступивших мальчишку девочек, со знанием дела проговорил тот, кого Лёня назвал Витольдом Петровичем. И вдруг добавил сварливо, обращаясь ко всем: — Чего расселись? Живые, и ладно. Пора разгребать то, что вы тут навертели… Лиде вон еще память на место возвращать.

Девушка кивнула и с готовностью подобралась.

— И, если можно, — встряла я и тут же смутилась. Но деваться было некуда, все равно уже перебила: — И, если можно, сделайте так, чтобы наша мама не помнила, что Василиска пропадала.

— Ну естественно, — со вздохом закатил глаза мужчина. — А с вами, — ткнул он указательным пальцем сначала в меня, потом в Васю, — мы еще пообщаемся. Хранители, блин, хреновы…

Отряхнув штаны от песка, он, не оборачиваясь, пошел вверх по склону, к парковой дорожке. Медина проследила за ним взглядом, в котором прятались ирония и теплота, и усмехнулась: