Книга И жили они долго и счастливо, страница 224 – Алёна Селютина

А вдруг еще может?

Она кинулась на балкон, перегнулась через перила. Черный джип все еще стоял под окнами.

«Кош!» – чуть не вырвалось у нее, но она вовремя осеклась. Кричать такое на весь двор? Как на нее завтра посмотрят соседи?

– Константин!

И добавить – Иосифович. Черт!

Но, спасая ее от позора, дверь джипа открылась, и Кощей выглянул наружу, поднял голову.

– Я сейчас спущусь, – снова закричала Василиса и побежала обратно в квартиру, хлопнула дверью, ветром пронеслась по лестнице и вылетела из подъезда прямо к нему в объятия.

– Скажи мне, что ты не просто забыла что-то в машине, – потребовал он.

– Забыла! – выдохнула она. – Тебя. Мы поссорились, да? Или еще ссоримся?

– Мы уже миримся, – вздохнул он, заглядывая ей в глаза.

– Потому что я сдалась?

– Потому что я не хочу с тобой ругаться.

И поцеловал.

Дом Кощея встретил идеальной чистотой и дразнящим ароматом с кухни. Сразу по приезде Кощей выдал ей одежду и отправил в душ. И так здорово было знать, что она выйдет, а он будет ее ждать. Правда, когда Василиса действительно вышла из ванной, выяснилось, что он и впрямь ждал, прямо под дверью.

– Что с тобой? – засмеялась она.

– Не знаю, – явно машинально ответил Кощей, потому что сам тут же смешался от своего ответа, заторопился. – Пойдем есть. Нет, постой…

После душа она надела его халат, и теперь он запахнул поплотнее его полы и перевязал пояс.

– Еще простудишься, – проворчал он. – И волосы мокрые…

– Высохнут.

Кощей недовольно поджал губы, но спорить не стал. А дальше весь вечер не отходил от нее ни на шаг. Кормил едва ли не с ложечки. Жаловался, что на Буяне она похудела. Говорил много, словно волновался. Внимательно слушал ее рассказы. И все заглядывал в глаза. И Василиса только теперь ощутила, как сильно соскучилась по нему. И было еще не то чтобы совсем поздно, когда ей захотелось спать. Все-таки устала. Да и ощущение дома успокоило и разморило.

Дом. В доме Кощея она чувствовала себя дома.

Кощей проводил ее в спальню, ревностно проследил за тем, как она переодевается, подоткнул одеяло, задернул шторы. Василисе казалось: попросит колыбельную на ночь – он споет. Но она заснула быстрее, чем успела это проверить.

А ночью проснулась от того, что он целовал ее в плечо. Что ж, она была только за. В конце концов, четыре недели воздержания – не так уж и мало. И Василиса приготовилась к тому, что уже хорошо знала, но в этот раз все было совершенно иначе. И она заново ответила на вопрос Кощея о том, зачем все это. Оказалось, что прикосновениями можно говорить друг с другом без слов. Что можно стать близкими настолько, насколько она и представить не могла. Кощей ласкал ее и целовал так, будто она была для него всем. Несусветная глупость, в которую Василиса позволила себе поверить ровно на одну ночь.

Не стоило этого делать, потому что утром, рассматривая его спящего, она с ужасом осознала, что ощущение, посетившее ее на Буяне, не солгало и она, кажется, действительно его любит.

Разумеется, в субботу она осталась у Кощея. И в воскресенье тоже… Чемодан в пустой квартире на улице Пушкина ждал, когда его разберут, но на тех выходных так никого и не дождался.

За полчаса до званого ужина в кабинете Баюна царило отнюдь не праздничное настроение.

Настя, одетая в глухое длинное темно-вишневое облегающее платье с широкими рукавами, расшитое по подолу, – что-то среднее между модой Тридевятого и этого мира, – с волосами, уложенными в тугой низкий узел на затылке, в богато расшитом кокошнике то и дело нервно бросала взгляды на принесенное в кабинет широкое зеркало в человеческий рост, в котором скоро должен был открыться проход в царские палаты. Помимо кокошника из украшений на ней были только брошь из самоцветов да фибула в волосах. Брошь привез из очередной своей поездки Борислав, а фибулу выковал Светозар, и была она редкая – с двумя иглами.