Книга О детях Кощеевых, страница 294 – Алёна Селютина

И всё стало понятно. В том числе – зачем у них томился старичок-артефактор, контроль над которым Евдокия обновляла каждый день, что явно не шло ему на пользу.

А потом отец добавил:

– Не справишься – убью.

Он и раньше иногда грозил ей расправой, но в этот раз Евдокия ему поверила.

Выбора не было. Она очень не хотела умирать. Она еще помнила, как это больно.

До того дня, когда царевич забрал ее, княжна ни разу не видела ни его, ни Кощея. Зато много слышала о Кощее от отца и в мыслях бояр и послов. И еще в нянюшкиных сказках. Евдокия была уверена, что он чудовище, а значит, и сын его такой же. Но с того момента, как царевич впервые обратился к ней, привычный мир перевернулся с ног на голову и уже не стал прежним. В мире царевича всё оказалось не так, как в ее. И дело было не в том месте, куда он ее привел, и не в том, где спрятал потом. Дело было в людях. В тех, кого княжна узнала после того, как покинула дом отца. Они были совсем другими. И царевич был совсем другим. Всё, чем жили отец и бояре, для них не имело никакого значения, никакой ценности.

Поняв, что царевич не собирается брать ее в жёны, Евдокия решила воспользоваться наказом отца. Но и тут всё пошло не так, и княжна не знала, радоваться или огорчаться. Царевич был красив и обходился с ней хорошо, ни разу не поднял на нее руки – даже в тот раз, когда явно хотел это сделать. Но в его мыслях жила другая, и отчего-то он был верен ей и собирался таковым оставаться, это было очевидно даже несмотря на то, что прочесть его не вышло.

А потом были долгие три месяца в лесной избушке, жители которой думали об очень простых вещах: как добыть дров да из чего приготовить ужин, радовались, что солнце греет теперь сильнее и дольше, улыбались первой капели и собирались три раза в день за одним столом, чтобы вместе подкрепиться немудреной пищей и поблагодарить богов за то, что живы и здоровы.

Среди их мыслей и чувств было так спокойно и безопасно. И никого в лесу больше не было на много верст вокруг. Евдокию никто не трогал. День-деньской она гуляла или сидела за прялкой и прислушивалась к происходящему за стеной. Княжна врала себе, говоря, что просто ждет, когда к ней вновь придет Юлия. На самом деле Евдокия не желала ее появления, ведь оно означало, что ей вновь придется вернуться к отцу. Особенно горько стало думать о своей задаче после того, как Ждан предложил показать ей дорогу до реки. Они шли по глубокому снегу, и в одном месте княжна провалилась по колено, а Ждан взял ее за руки и вытащил оттуда.

Они оба были в меховых рукавицах, но Евдокии показалось, что она ощутила жар его ладоней даже сквозь них.

Ночью она лежала, прислушиваясь ко снам обитателей избушки, сжимала и разжимала всё еще горящие пальцы. Ей хотелось, чтобы кто-то снова прикоснулся к ней. Но, видимо, это было как с рекой, разлив которой ей, судя по всему, не суждено было узреть. И, может, к лучшему?

Слово «любовь» обитало лишь в мире давно забытых нянюшкиных сказок. Евдокия понимала: позволит себе поверить в нее – и уже не сможет жить дальше, как прежде.

А теперь она наблюдала, как Кощеева дочь отказывалась бросить своего жениха и спасти себя, а он требовал от нее этого. Вспоминала, как Демьян гладил по плечам Юлию, накладывая на нее заговор, чтобы она не замерзла в зимнем лесу. И как Юлия рассказывала о семейном ужине, на котором ей довелось побывать в доме Кощея. Евдокия девке не поверила, а потому самостоятельно нашла это место в ее памяти и убедилась, что та не лжет.