Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 134 – Василиса Мельницкая

Я сорвалась с места знакомым маршрутом. Вот никакого желания нет вести эти бессмысленные разговоры. Что в эмпатии хорошо, так это то, что причину той или иной эмоции невозможно определить. Я испытывала раздражение. И Бестужев, наверняка, считает, что я злюсь из-за наказания. Пусть так и будет.

Двойная нагрузка, да еще после перерыва, да после второй бессонной ночи… К концу экзекуции я едва шевелила руками и ногами. Бестужев же выглядел, как огурчик. И это злило еще сильнее, потому что мне до его физической формы — как пешком до Архангельска. А, может, и дальше.

Ничего, я смогу. Я справлюсь. У меня два года впереди. Теперь я точно знаю, что отец ни в чем не виноват. Я стану хорошим курсантом. Лучшим эспером. И я раскрою этот чертов заговор.

— Яра, ты на меня злишься, что ли? — спросил Бестужев, провожая меня до калитки.

— На тебя? Нет. Ты тут при чем? Ты выполняешь задание.

— Тогда на кого?

— На себя. — Говорить, что не злюсь, бесполезно. У эмпатии две стороны — ты чувствуешь, тебя чувствуют. Если собеседник — эспер, разумеется. — И еще на тех дур, что отправили меня в подвал.

— Подвал⁈

— Ой, Сава, перестань, — отмахнулась я. — Сегодня еще встречаемся? Во сколько? У меня опять вводные лекции до…

— Яра, какой, к черту, подвал! — Бестужев схватил меня за руку, развернул к себе лицом. — Олька сказала, тебя включили в группу «своих», и что максимум через полчаса ты освободишься.

Права была Катя, нас разделили весьма предвзято. Я молчала, так как не испытывала никакого желания говорить о подвальных приключениях. Знала бы, что Бестужев не в курсе, так и не упоминала бы о том, куда меня отправили.

— Ты со мной разговаривать не хочешь? — мрачно поинтересовался Бестужев.

— Я, Сава, в душ хочу. И кофе. — Я осторожно высвободила руку. — А еще хочу успеть пристроить трофей и не опоздать на лекцию. Поверь, к тебе у меня нет никаких претензий.

— Какой трофей? Яра… Яра!

Я скользнула за калитку, оставив Бестужева на улице. Кажется, он кулаком по забору врезал от злости. Да и пусть! Ведь примчится после занятий, тогда и поговорим.

В ванной комнате я столкнулась с «любимой» соседкой.

— Ты как, справилась? — спросила Клава, не скрывая любопытства.

— Разумеется, — улыбнулась я. — Клава, спасибо за лестницу. И отдельное спасибо за то, что не убрала ее, когда вернулась.

— Да ладно, я ж не зверь, — фыркнула Клава. — А тебе что досталось?

— Увидишь, — пообещала я загадочно.

Наверное, тапочки Черепа необходимо отдать той старшекурснице, что была моим наблюдателем. Но она не ожидала, что я выберусь из подвала. А я не собиралась искать ее среди барышень. Я и не нашла бы, из-за маски. Бестужев говорил, что со временем я научусь различать людей по эмоциям. В том смысле, что радость или злость можно испытывать по-разному. Но пока я не разбиралась в таких тонкостях. И туфли не хотела отдавать. Правда, то, что я задумала, могло закончиться весьма плачевно, причем для меня.

Несмотря на утреннюю физкультуру, в гимназию я убежала раньше других. Карамелька решила остаться дома, и теперь я за нее не волновалась. Она умненькая: Исподом ходить умеет, двери искать. Все понимает, только не говорит. Поэтому мы договорились, что при необходимости Карамелька найдет меня в гимназии, только не через Испод пойдет. Там с нее слетает ошейник. Его я нашла на своей кровати. Утром Карамелька плотно позавтракала. Пока мы на занятиях, в комнате никого нет. Химера хотела выспаться, и я не стала ей мешать.