Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 135 – Василиса Мельницкая

Я пришла в гимназию одной из первых и успела осуществить задуманное.

В общем зале, предназначенном для проведения собраний, по центру, на потолке, висела люстра. Полагаю, ее оставили там для красоты, так как ее венчал двуглавый орел, а подсвечники и основание были украшены фарфоровыми вставками. Свечи остались в прошлом, люстру не использовали по назначению.

Еще во время первого собрания в углу зала я заметила длинную палку. И даже догадалась, как ее используют. На огромных окнах высотой метра три, висели шторы, причем без механизма. Палкой двигали колечки на карнизе, если они цеплялись друг за друга.

Я боялась, что меня застукают на месте преступления, но дуракам, как известно, везет. Встав на стул, я по очереди подняла туфли на палке и зацепила их носком за металлические завитушки люстры. Безусловно, я рисковала. Если директриса затеет расследование, меня вычислят. Но любопытство и злость оказались сильнее здравого смысла.

Вычислят или нет? И, если да, как накажут? Выставят из гимназии? Вот Александр Иванович обрадуется! Интересно, что он сделает? Ведь я ему нужна. Не стоит забывать об этом.

Первую лекцию отменили. Вместо нее всех пригласили в тот самый зал, где я украсила люстру. Не из-за люстры, разумеется, но и она не осталась незамеченной.

С Ритой я успела перекинуться парой слов перед началом собрания. От нее и узнала, что она с заданием справилась, хоть и пришлось убегать от сторожа, а после прятаться в кустах. А вот Катю поймали. Из-за этого Рите и удалось выбраться из парка незамеченной.

Катя присоединилась к нам в зале. Бледность ее бросалась в глаза, но драмы из случившегося она не делала.

— Нормально все, — отмахнулась она от расспросов.

Тапочки патологоанатома на люстре мы обсудить не успели, хотя девчонки их увидели и изумленно уставились на меня.

Слово взяла директриса. Она не кричала, не пылала праведным гневом, но хлестала каждым тщательно выверенным словом, как хлыстом. А говорила она об очередном ежегодном безобразии, которое мы, по глупости, считаем традицией. Об ущербе материальном. О вреде для репутации гимназии. О жестокости старших по отношению к младшим. И при этом отчитывала провинившихся. Вернее, тех, кого удалось поймать.

Катю тоже вызвали вперед, велели стать в общий строй, состоящий из пяти девушек. И я могла быть среди них. Вера Васильевна не преминула ткнуть пальцем в люстру и вопросить:

— Кто это сделал? Имейте совесть, барышня, назовитесь.

Но совести у меня, как оказалось, нет. А барышни — те, кто догадывался, чьих это рук дело — молчали. И даже не оглядывались на меня, чтобы не выдать ненароком.

— Ты как? — спросила я Катю, когда все закончилось.

— Да ерунда, — отмахнулась она. — Всего-то пять минут позора.

— И общественные работы на целый месяц, — напомнила Рита.

— В конюшнях, — рассмеялась Катя. — Я люблю лошадей.

— А дома? Родители сильно сердятся?

— Не-а. Они знали, куда я иду, и примерно представляли, чем все это закончится.

— Тебе повезло, — с завистью протянула Рита. — Мои б за такое карманных денег лишили на тот же месяц.

— Это тебе повезло, — сказала я, обращаясь к Рите. — Потому что не попалась, хотя должна была. Нас всех подставили.

— Но ты-то выбралась из подвала, — напомнила Катя. — И туфли… Кстати, почему они там?

Она ткнула пальцем в потолок, хотя мы уже вышли из зала.