Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 138 – Василиса Мельницкая

Значит, он и телефон прослушивает. Мда…

— С Матвеем я точно буду в безопасности. Он уже дважды меня спасал.

— Я помню. — Александр Иванович усмехнулся. — И о просьбе твоей не забыл. Матвей знает, кто ты. Наверное, это и хочет сказать.

— А он… м-м-м… э-э-э…

Как-то не получалось спросить, как Матвей отреагировал на правду обо мне. Впрочем, Александр Иванович и сам догадался.

— Вот у него и спросишь. На свидании.

— Это не свидание, а простая встреча! — вспыхнула я.

— Твоя личная жизнь меня не касается. А наблюдение не сниму, не надейся. Поэтому не забывай о тренировках, пока нет Савелия.

— А он долго… ну, примерно… Когда похороны?

— Яра… — Александр Иванович развернулся ко мне корпусом, посмотрел внимательно. — Яра, твоя личная жизнь меня не касается. Но ты б определилась, что ли. Не маленькая уже, должна понимать.

— Я определилась, Александр Иванович. — Его слова, как ни странно, ничуть меня не задели. — Ни на что большее, чем дружба, я не рассчитываю. Мне и нельзя, верно?

Он не ответил, и я приняла его молчание за знак согласия.

— Надеюсь, что дружить мне не запрещено, — добавила я с горечью.

Сокрушалась я не из-за того, что хочу закрутить роман, но не могу, а из-за того, что мою судьбу будет решать император. Конечно, если раньше меня не убьют.

Возможно, и не странно вовсе, что слова Александра Ивановича о том, что бешеный пес — не случайность, меня не испугали. Он умеет воздействовать на эмоции. А, может, я перестала бояться еще в детстве, побывав в пылающем сарае.

Вернувшись домой, я завела будильник на половину шестого утра и легла спать. Навряд ли император захочет меня видеть до того, как я выучусь на эспера. И с чего бы мне до того момента лишать себя обычных радостей? Надо только честно сказать Матвею, чтобы он ни на что большее, чем ни к чему не обязывающие отношения, не рассчитывал.

Спала я спокойно, без сновидений. Утро «обрадовало» меня дождем и пронизывающим ветром. Стиснув зубы, я отправилась на пробежку.

Мне было, чем заняться, и без Савы. Вечерами я читала книги, что он принес до того, как исчез, и каждое утро неизменно отправлялась на тренировку. Но мне его не хватало.

Почему только разлука прочищает мозги? Я поняла, как сильно любила своих опекунов только тогда, когда их не стало. Вот и с Савой так же: пока он был рядом, я не ценила его заботу и поддержку, порой мне казалось, что он слишком навязчив, а стоило ему пропасть на несколько дней, и…

Нет, никаких романтических чувств к Бестужеву я испытывать не начала. Но пришло понимание, что он — мой единственный друг. Матвея я со счетов не сбрасывала, однако с ним мы мало общались. А Сава находился рядом с тех самых пор, как я переехала в Петербург. С ним я могла обсудить все, что угодно. Ему я могла довериться. У него могла спросить совета.

А еще неприятно царапало то, что мы нехорошо расстались. Я все же его обидела, иначе он нашел бы пару минут для звонка. Он обязательно спросил бы, как мои дела, все ли в порядке. При иных обстоятельствах и я не молчала бы. Но Александр Иванович велел не беспокоить Саву… и я подчинилась. Да я и не могла его побеспокоить, ведь Савы, наверняка, нет в общежитии, а другого номера телефона я не знала.

И Ольга, как назло, меня избегала. Расписания занятий у младшего и старшего курсов составлены так, чтобы перерывы не совпадали. Как я поняла, это для того, чтобы в столовой всем хватало места. Поймать Ольгу до занятий или после них я не могла. Я звонила ей домой, но к телефону она не подходила. В один из дней она, и вовсе, не пришла в гимназию.