Книга Дочь врага Российской империи. Гимназистка, страница 94 – Василиса Мельницкая

— В десять лет, — ответил он. — Стандартная проверка.

— Сава, а тебе, правда… все равно?

— Нет, мне нравится то, чем я занимаюсь.

— Я не об этом.

— А о чем? Я не читаю твои мысли.

Как-то резко я тему разговора поменяла. Сама не поняла, зачем. Меня это беспокоит? Наверное…

— Тебе все равно, что я Морозова?

Он ответил не сразу.

— Нет, пожалуй. Совру, если скажу, что все равно, — произнес он наконец.

Неприятно, но не смертельно. Я же понимала, что прошлое непременно ударит бумерангом по темечку. Это и имела в виду Мара, когда говорила, что я буду стараться выполнить задание без дополнительных стимулов. Буду, если хочу жить без этого мерзкого чувства страха.

— Во-первых, сам факт несколько шокирует, — продолжил Бестужев. — Во-вторых, не могу избавиться от неловкости. И даже страха.

— Страха? — удивилась я. — Ты? Потому что я — чудовище? Такое же, каким представили моего отца?

— Нет, конечно. — Он взглянул на меня чуть ли ни с обидой. — Потому что я — Бестужев.

— И? — Я все еще не понимала.

— Ты же знаешь, что мой род занял место твоего. Не можешь не знать.

— Знаю. — Теперь обидно стало мне. — А ты тут при чем? Тебе сколько лет тогда было?

— Яра, ты не понимаешь… — Бестужев осекся, взглянув на часы. — Давай ускоримся, а то опоздаем. После договорим.

Квартира располагалась в старом доме, на втором этаже. Чтобы попасть туда, мы прошли через вереницу дворов-колодцев. Маскировка и легенда не пригодились, никто не поинтересовался, к кому мы идем.

— Все в порядке? — спросил Александр Иванович, едва мы с ним поздоровались.

При этом он смотрел на меня.

— Да, — ответила я.

— Отлично. — Он явно обрадовался. — Чего застыли? Проходите.

— Я тоже? — вроде как удивился Бестужев.

— Савелий, не смешно, — сказал ему Александр Иванович. — Хотя… — Он вновь повернулся ко мне. — Яра, хочешь поговорить наедине?

— Какой в этом смысл, если Сава — мой наставник? — удивилась я.

— Вот видишь? — Он обернулся к Бестужеву. — Яра понимает, а ты дурака включил?

Бестужев вспыхнул. Я отчетливо чувствовала его эмоции: злость, раздражение и стыд. Ему не понравилось, что Александр Иванович унизил его при мне.

— У меня не очень много времени, — продолжил Александр Иванович, когда все сели. — Я расскажу главное, отвечу на вопросы, если они будут. Полагаю, основное ты уже знаешь.

— Смотря что вы считаете основным, — пробурчала я не без ехидства. — Если то, что с обычной жизнью я могу попрощаться, то да.

— С обычной жизнью ты попрощалась, когда твоего отца казнили, — спокойно произнес Александр Иванович. — Ты уже не ребенок, поэтому нечего строить из себя невинную гимназистку, которую привлекают к опасной работе против ее воли.

Это прозвучало жестко. И неприятно. Бестужев дернулся, его лицо исказила гримаса ненависти. Я едва успела схватить его за руку, останавливая. Он почувствовал прикосновение и обернулся. Я отрицательно качнула головой.

— Мне нравится, — сказал Александр Иванович довольно. — Вы уже прекрасно взаимодействуете. Яра, как ты поняла, что это проверка?

— Никак, — ответила я. — Ничего я не поняла.

— Ты не лжешь, — кивнул он. — И это замечательно.

Хотелось взвыть. И даже стукнуть чем-нибудь тяжелым об пол. Например, вазой, что стояла рядом, на журнальном столике. Теперь Бестужев сжал мою руку, и это помогло мне справиться с эмоциями.