Книга Здесь, сейчас и тогда, страница 103 – Майк Чен

Кин перешел в гостиную и сел на диван, который они выбрали вдвоем. Их первая совместная покупка. Они бродили по магазину, присаживаясь на все диваны подряд, ощупывая подушки и обсуждая соотношение мягкости и долговечности, пока Кин не посоветовал «довериться интуиции». Когда грузчики доставили покупку и сняли защитную пленку, Кин устроился на диване, Пенни села рядом и прильнула к нему, а кошка, примчавшись из спальни, впилась когтями в обивку.

Он присел и провел пальцами по царапинам на ткани – своевременному напоминанию, что, если у тебя красивая мебель, не забывай стричь кошке когти. Это приняли во внимание, когда Пенни решила приютить троих очаровательных котят на несколько весьма непростых, но все же очень приятных месяцев.

Должно быть, Акаша поняла, что Кин думает о кошках; появилась из ниоткуда, вскочила на кофейный столик, и комнату наполнило раскатистое мурлыканье. Кин протянул руку, и кошка стала тереться головой о его ладонь, а затем перекатилась на спину: почеши животик.

Но время шло быстрее, чем хотелось бы.

Открыв дверь спальни, Кин услышал тихое похрапывание. Пенни считала это одним из своих главных недостатков. Несколько лет назад, впервые оставшись у Кина на ночь, после секса она даже произнесла речь о том, что иногда храпит, заранее извинилась и попросила разбудить ее, если храп будет доставлять Кину неудобства.

Теперь она, раскинув руки, лежала посреди кровати. Кин сел рядом – осторожно, чтобы не потревожить ее, – но матрас предательски скрипнул. Пенни перекатилась на бок и на секунду открыла сонные глаза.

– Прости. Извини, – пробормотала она и снова сомкнула веки. – Я что, опять храпела?

– Нет, Пенни. Ты умница.

Кин наклонился к ней, и ее ресницы затрепетали, когда он поцеловал ее в щеку.

– Ты не просто умница, – прошептал он. – Ты моя счастливая Пенни.

В ответ она пробурчала что-то невнятное. Бессознательный монолог завершился легчайшей из улыбок, а затем Пенни, приоткрыв рот, снова погрузилась в глубокий сон.

Кину хотелось включить лампу, чтобы в последний раз увидеть Пенни не в сумраке спальни, а при ярком свете. Но это рискованно. Она бы могла проснуться.

Он вышел в коридор на пару минут раньше, чем планировал, и прислонился к стене с глухим стуком, потревожившим котят в ванной.

С глубоким вздохом Кин напомнил себе: чтобы реализовать задуманное, надо выбросить все из головы. Забыть о волнении за Миранду, о чувстве вины перед Пенни, о сомнениях насчет того, что ему предстояло сделать.

Призвав на помощь силу воли, Кин обрел спокойствие и снялся с места. Ни одного лишнего движения, как учили в академии. Он подхватил рюкзак, в последний раз почесал Акашу за ухом и шагнул в неопределенность – туда, где окажется пресловутый мяч.

Пригнуть голову. Напрячь руки. Согнуть ноги в коленях. Левой. Правой.

Он крался в темноте, полагаясь на мышечную память. Временами, поднимая пыль и обрывки опавших листьев, молчание нарушали порывы ветра. Некоторую видимость обеспечивало серебро луны вкупе с городскими огнями с Маринских холмов на другом берегу залива. БТД еженедельно меняло отправную точку. Обычно прыжок совершали посреди ночи, в дикой местности, подальше от воздушных путей и наземных дорог. И сегодня Кин не просчитался.

После сорока пяти минут ожидания во тьме он увидел автолет. Следуя стандартному предпрыжковому протоколу бюро, тот передвигался с выключенными фарами и на маломощных батареях, чтобы минимизировать аудиовизуальную заметность. Он приземлился примерно в полумиле от Кина, на участке, свободном от растительности. Двигатель умолк. Хлопнули дверцы, и в ночи раздался шум, свидетельствующий о перемещении груза.