Книга Здесь, сейчас и тогда, страница 78 – Майк Чен

Теперь Кин вспомнил. Последний ужин с Мирандой и Хезер. Он предложил посмотреть футбол, не сомневаясь, что дочь согласится, а Хезер тут же перевела разговор в другое русло. Почему же он ничего не заподозрил? Таким мягким тоном Хезер говорила только в том случае, если знала, что Кин не обрадуется новостям.

Как вышло, что он ничего не понял? Даже сейчас, регулярно читая письма Миранды, Кин думал, что его дочь вошла в силу и обрела равновесие. Она же держалась за ненавистный футбол, нуждаясь в стабильности, а теперь отказывалась от него не из желания бросить спорт, но изгоняя из жизни нечто безрадостное. А Кин тем временем полагал, что знает Миранду как самого себя, что программирование и научная фантастика лишь преходящие увлечения.

Почему-то он решил, что успехи в занятии гарантируют желание им заниматься.

Что еще он упустил? Даже не сейчас, а за все эти годы?

Все эти мысли навалились на него, но вдруг офисную тишину нарушил хлесткий голос Маркуса.

– Какого черта? Чем ты занимаешься?

Кин выпрямился, закрыл окно электронной почты и лихорадочно защелкал по клавиатуре.

– Работаю. А что, не видно?

– Вот именно, что работаешь.

Маркус встал в дверях, и через несколько секунд Кин сообразил, что на нем спортивная форма.

– Начинаем через полчаса, – заявил Маркус. – Почему не переоделся?

– Пенни разве не говорила? Мы ходили в МНОИС, и я потерял сознание. Врачи велели поберечь себя.

Маркус приблизился, оперся на металлическую столешницу и продолжил с напором, которого Кин не слышал, даже когда его друг арестовывал объект преследования или эвакуировал агентов.

– Знаешь что? В этом сезоне наш главный соперник – отдел технологического развития, и ты нужен нам на поле.

– Врач запретил физические нагрузки. Стоит Пенни узнать, что ты подговариваешь меня выйти на поле, и она тебя прикончит.

Маркус развернулся и побрел прочь. Из коридора доносилось его угрюмое ворчание.

Четыре действия: войти в сеть, включить ЦТП, запустить скрипты, связаться с Мирандой. Рассказать о своих эмоциях. Отдать, что называется, отцовский долг. Завершив первый этап, Кин приступил ко второму, но в коридоре снова защелкали бутсы.

– Короче, еще одна мысль, – сказал Маркус.

– Слушай, ну серьезно… – махнул рукой Кин на голографические окна. – Я весь в работе.

– Пенальти. Если будет ничья и придется бить одиннадцатиметровые. Что скажешь? Никакой нагрузки. Только твой глазомер, и дело в шляпе, а мы – на пьедестале почета.

Может, Пенни не могла отказать брату из-за его напористости? Кин хотел дать ему отповедь, но снова заболела голова. Закрыв глаза, он прислушался к легким уколам, напомнившим о недавнем обмороке. Когда приступ закончился, с ним развеялась сосредоточенность на разговоре.

– Кин? Ну же, друг, переодевайся.

Кин с трудом понимал, где находится, но кивнул. Все, что угодно, лишь бы Маркус отвязался от него.

– Ладно, ладно. Договорились. Только пенальти.

– Вот спасибо. Надеюсь, часы спешат, – указал он на циферблат на голографическом экране Кина. – Игра вот-вот начнется, а если опоздаем, темпоральные прыжки не помогут.

– Ну так иди, – кивнул Кин на двери лифта. – Сейчас переоденусь и догоню.

– Ты наш эм-ви-пи, Кин. Самый ценный игрок.

Слова Маркуса растаяли над клацаньем шипов по кафельной плитке.

Прогоняя жалящую боль, Кин с силой помассировал виски. Попробовал сосредоточиться, но сознание окутал туман.