Книга Здесь, сейчас и тогда, страница 75 – Майк Чен

– Миранда, – ответил Кин. – Потерялась в толпе.

Его ладони лежали на холодной плитке, а мышцы горели огнем. Пенни и женщина с крестом старались удержать его в положении сидя.

– Надо найти ее, – не унимался Кин. – Ужин почти готов.

– Сэр, сэр, вы должны успокоиться.

Женщина повернулась к стоявшей на коленях Пенни и спросила:

– Кто такая Миранда?

У Пенни дрогнули губы.

– Я… я не знаю.

* * *

В комнате с резким освещением и беспрестанным писком видеомониторов Кин открыл глаза и сразу понял, что опять попал в больницу.

– А как же фастфуд? – спросил он вслух, удивляясь слабости голоса.

Даже от простой улыбки свело мышцы лица. Пенни вскочила со стула. Глаза покрасневшие – значит, плакала.

– Эй, не переживай, – сказал он. – Со мной все нормально. Что случилось?

– Ты потерял сознание. В музее.

Опустившись на колени, Пенни крепко взяла Кина за плечо. Закусила нижнюю губу и слегка отвернулась в сторону, избегая его взгляда.

– Что ты помнишь? – спросила она.

Кин попробовал сделать глубокий вдох. Хотелось ободрить Пенни, погладить по руке, но сил не хватило даже на такой элементарный жест.

– Мы смотрели европейскую экспозицию. Карри. Помню карри. И еще в репликаторе готовилась жареная курица. А потом я оказался здесь.

– Да, примерно так. Ты упал. Нес какую-то чушь.

Чушь? Хотелось бы надеяться, что он не стал занудствовать насчет трансжиров.

– Но теперь я снова нормально соображаю.

Он приблизил к себе висевшую у стены голограмму и развернул так, чтобы прочесть диагноз.

– Травма головы?

– По словам врача, он видит такое впервые. Я рассказала о происшествии с радиацией.

Пенни взглянула на голограмму, а затем снова уставилась в пол.

– Кин?

– Что?

– Кто такая Миранда?

При темпоральном прыжке, перед тем как мир исчезнет в белой вспышке, доли секунды воспринимаются как бесконечная пауза. Все вокруг переходит в режим замедленной съемки, застывает на месте, по телу пробегает ледяная волна, а по спине – электрические разряды. Вверх-вниз.

Вопрос Пенни вызвал примерно такие же ощущения, только в десять раз сильнее.

Она продолжала рассматривать кафельный пол. Это к лучшему. Лишь бы не заметила смятения у него на лице. Как спецагент, Кин был обучен принятию решений в стрессовых ситуациях.

Надо потянуть время. В сознании вспыхнули варианты ответов, отодвинувшие на задний план сокрушительную новость: Кин проговорился о Миранде. Кем сочла ее Пенни? Любовницей, подругой, дальней родственницей? Это не важно. Важно лишь побыстрее вернуть контроль над ситуацией.

– Не знаю, – ответил Кин через пару секунд и поморщился – не от головной боли, но чтобы выиграть время, притворившись, что ему нехорошо.

– Не знаешь? А говорил так, будто это очень важный для тебя человек. Сказал, что готовишь ей… – Пенни сделала паузу, взглянув в сторону. – Готовишь ей фрикасе из курицы.

Прикинув, как быть дальше, Кин пришел к выводу, что правильнее будет включить дурачка. Это был путь наименьшего сопротивления.

– Напомни имя?

– Миранда, – ответила Пенни и, повернувшись к нему, приосанилась. – Ты все повторял: «Миранда, Миранда»… Кто она?

– Понятия не имею. Не знаю ни одной Миранды.

Таким же тоном, отработанным в академии бюро, Кин заговаривал зубы объектам заданий.

– Звучало так, будто она… очень важна для тебя.

Пенни вовсе не была ревнивой, но, если учесть, что так называемый «период восстановления» Кина оказался довольно долгим, она имела право на подобные опасения.