Книга Нарисую себе счастье, страница 92 – Марианна Красовская

Вероятно, Марк мог бы сказать точно, беременна я или нет, но он у нас не появлялся, не до него совершенно было.

Мы выезжали ранним утром почти налегке. В сундуках лежали лишь два платья да смена белья. Все остальное купим на Севере, все равно там мода другая. Да и холоднее намного. Если у нас снег то ложился на поля, то стремительно таял, то в Гридинске мне Казимир обещал метели и сугробы до пояса. Где-то в середине пути мы должны даже пересесть в сани — и я ждала этого с нетерпением.

Поездка оказалась скучной. Первые два часа я не отлипала от окна закрытой кареты, с восторгом разглядывая проплывавшие мимо леса, поля и деревни, но потом мне все это изрядно надоело. К тому же устала спина и начала кружиться голова. Я уселась на вполне удобное сиденье напротив Казимира и принялась рассматривать супруга. Зрелище ничуть не менее интересное, чем за окном.

В дорогу оделись просто и удобно. Я в мягком клетчатом платье и сапожках на овечьем меху. Пальто и шапку сняла — в карете тепло, в пол встроен нагревательный артефакт, а на сиденье лежит теплый плед. Можно даже поспать. И все равно я кутаюсь в шаль, так уютнее. Казимир в потертой суконной тужурке. Чисто выбритый, аккуратно подстриженный, он дремлет, чуть нахмурив светлые брови. В полутьме кареты мой возлюбленный ужасно красив.

— Не смотри на меня так, душа моя, — не открывая глаз, просит он. — Право, я даже смущаюсь.

— Что же тебя смущает? — обиженно надуваю губы я, разглаживая складки на подоле.

— Мои мысли и желания, — прямо отвечает он.

Я задумываюсь, не совсем понимая. Желания? Мысли?

Чего может желать Казимир сейчас, в карете? Большую медаль зимней выставки? Ценный заказ от государя? Что-то более низменное, быть может, к примеру, горячий обед?

А о чем думаю я, когда рассматриваю его?

О том, что мы сейчас наедине. Что его губы так привлекательны. Что мы мало целуемся… Мало! Нам не хватает времени, чтобы насладиться обществом друг друга. А в последние две недели мы и вовсе к друг другу прикасались лишь мимолетно. Слишком много было дел, слишком спешили мы закончить “морской” сервиз. Но думать о подобном приличной барышне не полагается, я ведь честная женщина, а не какая-то там актрисулька! И я грустно вздыхая, загоняю дурные мысли внутрь себя.

— Ты, наверное, голоден, — снова пытаюсь завести светскую беседу я.

— Да. Голоден, — коротко отвечает Казимир.

— У нас был где-то хлеб и сыр, я найду.

— Не нужно, Мари, не утруждайся. Я потерплю до постоялого двора.

И снова мне хочется слышать в его словах фривольные намеки, которые, разумеется, он вовсе не вкладывал. Не такого характера мужчина.

Я вдруг рассердилась и развеселилась одновременно. А чего он совсем не обращает на меня внимания? Я его жена уже несколько месяцев, а он по-прежнему меня от чего-то бережет! А я, может, не хочу, чтобы меня берегли! Я, может, хочу, чтобы меня в карете соблазняли! И ведь уверена, что он умеет, не даром так смущался, когда писал Туманову список бывших любовниц. С ними-то, поди, он всякое себе позволял, а я чем хуже?

Я решительно пересела на скамейку рядом с ним и прижалась к его плечу.

— Мир, — мурлыкнула, — а ты меня любишь?

— Я тебе уже об этом говорил. Если вдруг что-то изменится — сообщу.

— Не смешно.

— А мне смешно. Что ты хочешь от меня, Мари?