Книга Сама себе хозяйка, страница 77 – Марианна Красовская

— С батюшкой все ясно, — усмехнулся Симеон, плюхаясь рядом. — У него желание меня обженить. Данька уже попался вон.

— Это на мне, что ли? — хмыкнула я. — Так у меня есть уже жених. Не для вашей корзинки эта ягодка созрела.

— Э-э-э… где-то я это уже слышал, — почесал заросший светлой щетиной подбородок парень.

— Напомнить? На постоялом дворе Тамира Верьева.

— Подавальщица, что ли? Ну точно, я еще подумал, что эту зад… спину где-то видел уже. А ты похорошела.

— А мы уже на ты?

— Так старые знакомцы, — широко ухмыльнулся Симеон и выхватил у меня бутылку. Хлебнул. Закашлялся. — Что за дрянь? Почему так сладко?

— Так я маг, мне нужно силы восстанавливать.

— Ты что, других способов не знаешь?

Я закатила глаза. А еще княжич! Мог бы быть повежливее. И без тупых подкатов.

— Мда. Вот твоя работа — это из пушки по воробьям, — сообщил Симеон очевидное.

— Что ты мне говоришь? Князю вон скажи.

— Я попробую, но за результат не ручаюсь. Знакомиться-то будем? Давай заново начнем, по-хорошему. Я Симеон, можно просто Сёма.

— Милана.

— О! Красивое имя. Милая. Милочка. Милашка.

— Сема, то, что я ювелир, не значит, что я не могу дать в морду.

— Тю! Напугала ежика… Бьет — значит, любит, слышала поговорку?

Я тяжко вздохнула. А можно мне другого помощника?

— Сема, я серьезно. У меня есть жених, я его люблю. Тебя как мужчину я не воспринимаю совершенно, — я попыталась поговорить серьезно. — Давай мы как-то решим, что я не милочка, не милашка, а Милана. Можно Милка. Все.

— Ладно, не злись. Ты все, закончила?

— Нет, сейчас отдохну и снова полезу. Иначе от князя не отвяжешься. Чем быстрее я эту дрянь отрегулирую…

— Тем быстрее он тебе другую работу найдет, — пожал плечами парень. — Ты как вообще в это форменное рабство вляпалась? С отцом так нельзя, дай ему палец, он не просто руку откусит, он тебя целиком заглотит.

— Я его должница вроде как.

— Сочувствую. На будущее — никогда и ни за что не бери у моего отца в долг. И даже подарков не принимай, ясно?

— Я уже поняла. Но спасибо за добрый совет. Жаль, что поздно.

Я молча допила свой сбитень и поднялась. Отряхнула юбку, пролезла под доской. Больше наверх не хочу, грохнусь ведь снова. Снизу пока попробую. И на самых маленьких детальках.

— Крутить, что ли?

— Крути.

И снова: найти, где металл цепляется за металл, сгладить, излишек плюхнуть куда-нибудь… да хоть в ближайший гвоздь. Снять, плюхнуть, крутить, снять-плюхнуть-крутить…

— А ну, маленькая, заканчивай, у тебя уже губы синие, — командует Семка и едва ли не силой оттаскивает меня от механизма. — Ты тут помереть вздумала? Не позволю! Теперь понятно, зачем меня приставили. Сама ты до магического выгорания наработаешься!

Он почти силой впихнул мне в руки кусок хлеба с мясом — и где только взял? А потом усадил меня в бричку и повез домой, постоянно оглядываясь — не померла ли я там ненароком? А мне было хорошо. Ничего не чувствовала: ни тоски, ни тревог, ни желаний. Только усталость настолько сильную, что и руки, и ноги мои спеленала, будто тяжелым одеялом. И в голове блаженный туман. Не осталось ни обид на судьбу, ни гнева на Озерова.

Организм у меня был к работе привыкший, поэтому я утром проснулась бодрая и полная сил. Ну как утром — солнце высоко было. И в доме так чисто, как только возможно при общей степени запущенности. На минутку стало стыдно: Аглая одна тут все намывала.