Книга Где распускается алоцвет, страница 23 – Софья Ролдугина

Безвредную медяницу.

«Ах да, – промелькнуло в голове. – Они же всегда здесь жили. А я и забыла…»

– Ну что, – шепнула Алька, присев перед кочкой на корточки. Обычно пугливая, медяница сейчас даже не пошевелилась. – Кто твой хозяин, полоз? Или огненный змей? Или ты ничья, сама по себе? У-у, маленькая…

Медная кожа – коричневая с розоватыми переливами – виделась тёплой, и Алька сама не поняла, как протянула руку и осторожно погладила змейку.

И, только когда выпрямилась, осознала, что сделала.

«И жмётся к ней, к ведьме, всякая тварь…»

– Да я не ведьма, – буркнула Алька и, обиженная не пойми на кого, сбежала вниз, с косогора, к дороге, а оттуда – к мосту. Хотелось к людям, в толпу, если не в столицу, то хоть поближе к центру этого захолустья, где тёть-Тинин магазин, розовая брусчатка, расхваленная Велькой, и модный магазин «Чай, Кофе» с дурацкой неоновой вывеской.

Очень хотелось горячий сэндвич и кофе со льдом, но в единственном на весь бульвар киоске продавали только детские молочные коктейли, – видимо, потому что было недалеко до новой крутой школы с единственной на всё Краснолесье секцией по плаванию.

Впрочем, через полчаса Алька готова была признать, что молочный коктейль очень неплох. Даже тёплый, безо льда. В меру сладкий, с сильным запахом клубники, взбитый до мелкой-мелкой пены, словно бархатной…

– Алика, – сказали вдруг рядом. – Как хорошо, что я тебя встретила. Думала, придётся через весь город ехать.

В первую секунду Алька испугалась даже, а потом сразу узнала голос – и заулыбалась, отодвигаясь, чтобы освободить место на лавочке.

– Даринка, садись, – похлопала она рядом с собой. Подруга – в той же куртке нараспашку, что и вчера, с той же знакомой копной кудряшек – кивнула, но отчего-то не села. – Ты здесь какими судьбами? Или опять сына на секцию отвела? В бассейн?

– Ну да, у нас абонемент, – кивнула Дарина рассеянно. И вдруг, без перехода, уставилась в упор: – Помоги мне, пожалуйста. Я… мне кажется, я скоро умру.

От неожиданности у Альки вырвался смешок, дурацкий, неуместный. Она хотела переспросить, мол, ты что, серьёзно, что случилось-то… А потом увидела, разглядела за спиной у Даринки зыбкую тень, словно бы очертания высокой и сутулой женской фигуры, и ощутила озноб.

А булавка – та самая, заговорённая – расстегнулась и кольнула прямо над сердцем.

Внутри всё напряглось, так, словно Алька на мгновение целиком превратилась в камень, в изваяние… И так же резко напряжение отпустило.

А потом она поступила так, как поступала всегда баб Яся – и мама, когда была ещё жива.

– Умрёшь? – спросила строгим голосом. И – уставилась тяжёлым, нарочито ведьминским взглядом; только так и надо смотреть, если хочешь повелеть горю пойти прочь. – Нет, в ближайшее время не умрёшь, это точно. А теперь садись и рассказывай.

Дарина тяжело опустилась на лавку, почти упала. Вблизи стало хорошо видно и осунувшееся лицо, и землистый, серый цвет кожи. Вчера всё это как-то скрадывалось, потому что на ней был алый, осиновый платок, повязанный на шее, как галстук, а сегодня он куда-то подевался, и усталость теперь бросалась в глаза.

«А ведь ей нравилось всё яркое, броское, – пронеслось в голове. – Мини-юбки, гетры, кожанки… Хотя с двумя сыновьями, наверное, мини не поносишь».