Книга Где распускается алоцвет, страница 157 – Софья Ролдугина

У краевого музея толпилась группа школьников, лет по тринадцать-четырнадцать. Рыжий вихрастый мальчишка с выражением декламировал какой-то похабный стишок, и померещилось даже, что тот самый, с лубка…

Но нет – именно что померещилось.

«Голое место» в лесу заросло. Алька даже не сразу его опознала. Там, где была голая, точно истоптанная земля, проклюнулась нежная молодая трава, зажглась жёлтыми огоньками трогательная мать-и-мачеха… Ясеневые семечки проклюнулись тоже, а это значило, что скоро поляна окончательно зарастёт и сольётся с остальным лесом.

Кости в глубине тоже молчали, словно их и не бы-ло там.

В Краснолесье всё было по-прежнему. Велька готовился поступать; профессор на курсах его очень хвалил и обещал, что даст комиссии свою рекомендацию. Блог у баб Яси подрос, а ещё у неё завёлся какой-то роман по сети, и она хихикала, краснела, но с кем переписывается – не говорила.

Выбрав погожий денёк, Алька сходила в холмы, туда, где развеяли Костяного. Но и там ничего не поменялось, только один склон целиком зарос алоцветами; они распустились раньше срока – почти на месяц, точно подгадали к её приходу. Ветер колыхал алые лепестки, путался в рыжих кудрях. Алька просидела там почти целый день, но так и не дождалась.

– Ты возвращайся, – шепнула она, спускаясь с холма. – Я скучаю.

Сразу по возвращении в столицу Дрёма нагрузил её выше крыши, как нарочно. В школьном саду, на окраине города, появился леший и принялся пугать детей; потом школа верховой езды имени Ждана Белецкого попросила разобраться с овинником, который отчего-то рехнулся и стал пугать лошадей… Так, незаметно и в хлопотах, пролетел ещё месяц.

Близилась самая короткая ночь в году; наливались на полях колосья; цвели, как сумасшедшие, васильки. Сон у Альки совсем испортился; доходило до того, что она засыпала уже с восходом, и в один такой день переплюнула даже Мормагона – и проснулась аж в три часа.

Отбила Дрёме сообщение: «Опоздаю, виновата» – и двинулась на улицу, искать, где бы перекусить, потому что в холодильнике было пусто – шаром покати. Выбрала какую-то новую кофейню недалеко от сыска, заказала что-то, сонная, толком не разбираясь, и села ждать.

Её клонило в сон.

И поэтому, когда прозвучал рядом знакомый голос – в буквальном смысле до боли – она даже и поверила себе не сразу.

– Можно к тебе подсесть?

Алька подскочила, опрокидывая стул, схватилась за сердце…

Это и правда был он – Айти.

В красной футболке; в шортах до колена и в стоптанных кедах. Волосы у него немного отросли, почти до середины спины, и были собраны в низкий хвост.

А глаза – жёлтые, змеиные – сияли, как солнце.

– Можно, – еле слышно выдохнула Алька. – А… это и правда ты?

– Ну да, – улыбнулся Айти. – Пришёл за своим выигрышем. Ты же мне проиграла свидание, помнишь? Настоящее. И танцы.

– Танцы или кино, – поправила она его из чистого упрямства – а потом не выдержала всё-таки, бросилась на шею, обняла крепко-крепко, поцеловала, не думая о том, смотрит кто-то или нет.

Айти был живым – по-человечески тёплым и таким упоительно настоящим, что кружилась голова. От него пахло летним лугом, разогретым на солнце, и самую малость – дымом.

– Дымом пахнет, – повторила Алька вслух, уткнувшись губами куда-то в шею.

– Это потому что я огонь.

Она засмеялась; ноги подогнулись, но Айти подхватил её – и опустился в плетёное кресло, крепко прижимая к себе.

– Ты всё-таки пришёл.

– Ага.

– И где пропадал так долго?

– Известно где, – фыркнул он. – Там, где распускается алоцвет.

Подошёл официант и что-то спросил, кажется, про меню – не нужно ли им. Надо было ему ответить, а ещё – написать Дрёме, что сегодня она на работу не придёт. Но Алька не спешила – некуда было спешить.

Всё лето было впереди.

И целая жизнь.