Книга Хрущевка княжны Соколовской, страница 25 – Полина Змееяд

– Но не ты ли сама говорила, что главная задача каждой высокородной – найти хорошего мужа? Что работа – это для тех, кто рожден быть низшим, и что дело княжны – быть верной спутницей своего супруга, матерью его детей? – спросила она и довольно улыбнулась, сочтя, что переиграла меня.

– Быть замужней женщиной и матерью, конечно, очень хорошо, – согласилась я, не кривя душой. – Но что, если подходящего супруга не найдется? Если обстоятельства сложатся так, что ты не сможешь выйти замуж? Или с мужем что-то случится? Вдруг он заболеет или его не станет? Тогда тебе самой надо будет заботиться не только о себе, но и о детях. Ведь я…

Я поджала губы, едва не сболтнув лишнего, но чуткая Марина поняла, о чем я умолчала.

– Ведь ты теперь заботишься о нас, – кивнула она.

Девочки замолчали. Кажется, они прониклись мыслью, которую я пыталась донести, но наверняка мне еще предстоит не раз объяснять наше положение, прежде чем они привыкнут к домашней работе и поймут, что она, в сущности, не так уж и страшна.

После ужина я вымыла посуду под пристальным взглядом сестер, и убрала остатки еды в холодильник, краем глаза отметив, что его тоже давно не помешало бы отмыть.

– С сегодняшнего дня устанавливаем очередность. Завтра посуду моет Марта, послезавтра – Марина, потом снова я и так далее, – пояснила я, составляя посуду на старую дребезжащую решеточку в шкафу. Когда попыталась закрыть дверцу, она со скрипом вернулась в прежнее, приоткрытое положение. Да уж, ситуация – хуже некуда, а Маргарите взбрело в голову тратить деньги на кухарку.

Марта поморщилась, но все-таки кивнула, что я сочла своей маленькой педагогической победой.

– Допустим, – Марина помогла вытереть оставшиеся тарелки полотенцем и каким-то хитрым движением все-таки умудрилась закрыть скрипучую дверцу шкафчика. – Но что делать с перчатками?

– Показывай, – стараясь подавить тяжелый вздох, сказала я.

Шить я любила еще меньше, чем готовить. К счастью, со времен голодного студенчества делать этого мне не приходилось: порванные перчатки всегда можно было просто заменить на новые. В нынешней же ситуации придется вспоминать старые навыки, но если маленькую дырочку я смогу зашить так, чтобы она не бросалась в глаза, то скроить какую-нибудь юбку или платье, да даже восстановить разошедшийся шов – это мне уже не по силам.

– Вот, – Марина вытащила из среднего ящика комода, который стоял в их с Мартой комнате, тонкие коричневые перчатки и протянула их мне.

Я покрутила обе в руках. Видно, что не новые, но выглядят вполне прилично, и кружево крепкое. Могли бы еще долго служить, если бы не маленькая дырочка под указательным пальцем на правой.

Пока я разглядывала проблему и прикидывала, каким швом можно собрать ткань и не позволить волокнам расползтись дальше, Марта протянула мне иголку с вдетой в нее темной ниткой.

– Что, неужели зашьешь? – с хитрым прищуром спросила она.

Видимо, до сих пор не воспринимала в серьез все происходящее и считала это в какой-то мере шуткой.

– Ну вышивать же умею, – равнодушно пожала плечами я, не успев толком сообразить, что ответить. Вышивать, по-видимому, умела Маргарита.

Я опустилась на кровать одной из сестер и взяла иглу. Присмотрелась. Память – моя, не Маргариты – услужливо подкинула полутемную комнату в общежитии, лампочку без абажура под потолком и меня, латающую капроновые колготки за день до выпускного экзамена. Эх, лучше бы вспомнила, что на этом экзамене было. Вдруг знания бы пригодились?