Книга Поцелуй сирены и первобытные хищники, страница 17 – Елена М. Рейес

Я фыркаю.

— О, он был бы в восторге от этого.

Мой дедушка был патриархом. Временами сексистом.

Он считал, что королевством сирен должен править мужчина, даже несмотря на то, что женщина была бы лучше. Конечно, моя бабушка обладала властью, и ее мнение ценилось, но, в конце концов, ее наблюдения стали его заслугой. Именно его защита и любовь позволили ей быть такой свободной.

Это не было свободой. Это были цепи, замаскированные под украшения, и я не собиралась закончить так, как она.

Я сыграла свою роль, выполнила свой долг наследницы, но моя позиция была ясна всем: Никакого брачного соглашения, если только оно не касается моего суженого.

— Верно? Наш король всегда так беспокоится о своих избирателях. — Улыбка с ее лица исчезает, выражение становится серьезным. — Будь осторожна, Нерисса. Возвращайся домой целой и невредимой. Ты нужна здесь.

— Я обещаю.

Толстые мускулы перекатываются при каждом движении, а капли пота стекают по его загорелой коже. Он великолепен, каждый дюйм его тела настроен на мою потребность, когда он поднимает меня и разворачивает в нужное положение.

Я стою на четвереньках. Моя голова опущена, а задница высоко поднята.

Каждый дюйм моего тела выставлен на всеобщее обозрение, пока я наслаждаюсь его силой. Тем, как легко он обращается со мной.

Но опять же, я жажду его контроля. Нуждаюсь в его укусе.

— Такая идеальная маленькая пара. — Губы прокладывают дорожку от основания моей шеи до плеча, по пути его клыки покусывают кожу. Укус боли перед прикосновением удовольствия. — Ты готова принять меня, принцесса?

— О, боги, — стону я, сильно сжимаясь от ощущения его зубов. Мои бедра прижимаются к его могучей длине, молча умоляя его принять подарок, который я приберегла для него. — Пожалуйста.

— Не Боги, Нерисса. Я твой зверь.

— Мой. Только мой. — Я начинаю жалобно скулить, а он хихикает надо мной. Однако этот смех переходит в шипение, грубое ругательство, когда толстая головка его члена вонзается в мой вход.

Это так приятно. Так правильно.

— Ни человек, ни волк никогда не полюбят тебя больше.

Его бедра резко выдвигаются вперед…

— О, трахни меня, — выдыхаю я, садясь на кровати. Грудь вздымается, внутренняя поверхность бедер мокрая; я в своей человеческой форме. Что за… На моей раскладушке лежат две ноги, а не хвост. Я обнажена, и мое тело чувствительно, как будто он прикоснулся ко мне. Как будто все это не было сном, и у меня нет способа объяснить или оправдать покалывающий пульс желания, заставляющий меня сжиматься.

Тихо застонав, когда дрожь пробегает по мне, я чувствую себя беззащитной.

Русалки редко меняются в воде. Мы остаемся в своем истинном обличье. Наши хвосты — особая часть того, кто мы есть, и в моем есть нечто большее, чем просто красивые, переливающиеся цвета.

Мое родимое пятно отчетливое и особенное; Я ношу знак двойных лун.

У моей бабушки такая же метка, в то время как у моей матери ее не было. Точно так же, как у меня есть предрасположенность — мои эмоции привязаны к погоде, — а у моей матери не было способностей. Это передалось через целое поколение.

Чего-то такого, чего раньше никогда не случалось, и пока моя мать была жива, она считала это благословением. Она не была обязана служить короне и предпочла уйти в отставку после того, как нашла свою пару, позволив моему деду продолжать руководить. У моего отца не было желания быть королем, до сих пор нет, и я его не виню.