Книга Баллада о проклятой любви, страница 76 – Стефани Гарбер

Эванджелина почувствовала себя виноватой.

– ЛаЛа… Мне так жаль, что мои проблемы портят твой праздник.

– Не извиняйся. Торжество без капли драмы и не приносит никакого удовольствия. Так что я должна тебя еще поблагодарить. – ЛаЛа одарила Эванджелину, возможно, излишне широкой улыбкой.

Эванджелина притворилась, что поверила ее словам, и улыбнулась в ответ, словно проклятия и принцы, желающие ее убить, существуют лишь в ее любимых сказках. Внезапно она поняла, что единственным искренним человеком в комнате был Джекс. Он со стуком поставил дракончика на стол и направился к выходу. И хотя в споре за покои победа досталась ему, он выглядел еще более несчастным, чем раньше.

– Мне жаль, что он так сказал, – не выдержав, сказала Эванджелина.

Но ЛаЛа лишь отмахнулась, будто речь шла о чем-то совсем незначительном.

– Я привыкла к его перепадам настроения. К тому же он всегда недолюбливал Дом Слотервуд.

– Джекс сказал мне, что Хаос не переносит этот Дом, – заметила Эванджелина, хотя после истории, рассказанной Джексом в карете, она догадывалась, что и он не питает теплых чувств к Великому Дому Слотервуд. Но сейчас она сомневалась, стоит ли безоговорочно верить его словам. Ей совсем не хотелось пересказывать кровавую историю Венджинса Слотервуда – она не очень-то подходила для торжества в честь помолвки ЛаЛы, – но все же ей было интересно, может ли ее подруга подтвердить правдивость тех событий. – Джекс сказал, Дом Слотервуд повинен во всех наших неприятностях.

ЛаЛа тяжело вздохнула:

– Дом Слотервуд совершал жуткие вещи. Но все из нас однажды поступали ужасно во имя любви.

Она усмехнулась, и Эванджелина заподозрила, что определение ужасных поступков у ЛаЛы вполне соответствует представлениям Джекса: они готовы были пойти на все что угодно ради желаемого.

Через мгновение ЛаЛа вышла ее комнаты, напоследок чмокнув Эванджелину в щеку и сказав, чтобы она обязательно переоделась перед ужином.

После проведенного в тесной карете дня Эванджелина желала лишь долго нежиться в горячей воде, а не менять наряды, но она понятия не имела, когда вернется Джекс, а переодеваться в его присутствии ей совсем не хотелось.

Она начала перебирать платья, которые оставила для нее ЛаЛа.

Внезапно раздались приглушенные голоса:

– Осторожно…

– Проклятие Лучника… охотится… едва ее не убил.

Едва слышимые фразы доносились из соседних покоев. Эванджелина не должна была подслушивать, и ей уж точно не стоило на цыпочках подкрадываться ближе к стене, но голоса принадлежали Джексу и ЛаЛе, а говорили они о ней и Аполлоне.

Эванджелина сложила ладони около уха и услышала Джекса, чей голос звучал более отчетливо:

– Ты можешь снять проклятие?

Эванджелина затаила дыхание. Неужели он и правда имел в виду то самое проклятие? Но ведь лишь из-за заклятия Лучника она и согласилась открыть арку.

Замерев на месте, она прислушалась к тихому ответу ЛаЛы:

– Мне жаль, но с прошлой недели, как ты побывал здесь, ничего не изменилось. Я все еще ничем не могу помочь.

– Хотя бы попытайся.

– Тебе хорошо известно, что спасения нет.

– Попробуй найти его, – сказал Джекс. – Она может умереть.

– Ты не позволишь этому случиться.

– Я… – Он зарычал, и полный ярости рев эхом отскочил от стен.

Затем воцарилась тишина, которую нарушало лишь учащенное биение сердца Эванджелины. Через мгновение Джекс снова заговорил, вот только на этот раз его голос звучал слишком приглушенно, чтобы разобрать слова, – или же вихрь мыслей в голове Эванджелины заглушал все остальные звуки. Он велел ей не искать другой способ снять проклятие Лучника. Не единожды повторил, что в этом нет никакого смысла. Но именно этим Джекс, казалось, и занимался. И, судя по словам ЛаЛы, всю прошлую неделю, когда его не было рядом, он искал способ снять проклятие.