Книга Однажды разбитое сердце, страница 147 – Стефани Гарбер

Тиберий пошатнулся.

Если бы Эванджелина стояла, она, несомненно, тоже потеряла бы равновесие.

Она ожидала, что он попытается вернуть признание обратно или выхватить у стражника кочергу, чтобы пронзить ее насквозь. Разве не так поступил бы убийца? Но, возможно, не только побочные эффекты противоядия вырвали из Тиберия признание.

Вместо того чтобы сопротивляться, Тиберий рухнул на колени и закрыл лицо руками.

– Я не хотел его убивать. Это должна была быть ты. – Глаза, омраченные горем и болью, встретились с ее глазами. – Я не хотел причинять боль своему брату. Я нашел яд – слезы одной из Мойр, которые должны были действовать лишь на женщин. Но, похоже, эта история была ложью. – Слезы наконец-то потекли по щекам Тиберия длинными, бесконечными реками.

Это напоминало то, как она плакала из-за слез ЛаЛы, только его душевная боль была совершенно реальной. Тиберий рыдал так, как плачут лишь сломленные, и Эванджелина не могла не заплакать вместе с ним. Она снова плакала по Аполлону, плакала от облегчения, плакала, потому что все еще жива, и плакала по Тиберию. Не по той его стороне, что пыталась убить ее, а по той, что по ошибке убила собственного брата. Эванджелина не знала, каково это – иметь брата или сестру, а учитывая все, что произошло между ней и Марисоль, она сомневалась, что когда-нибудь узнает. Но Эванджелина знала, каково это – потерять семью, и она не могла до конца осознать, что ответственна за эту потерю.

Она не знала, как долго они сидели и плакали. Могли пройти половина ночи, несколько часов или минут, которые растянулись так, что казались вечностью.

Женщина-стражник, готовившаяся убить ее, сразу же отвязала Эванджелину, но двое других стражников лишь после рассвета вывели Тиберия, чтобы отвести в камеру. Он не пытался сопротивляться.

– Что происходит? – Марисоль выбрала этот момент, чтобы выйти из своей комнаты. – Тиберий…

Поверженный принц поднял голову, и выражение страдания на его лице ненадолго исчезло, не сменившись на этот раз любовью.

– Если увижу тебя снова, я убью и тебя.

Казалось, заклятие наконец-то разрушилось, но Эванджелина не знала, случилось ли это благодаря противоядию или Джекс оказался прав в том, что настоящая любовь достаточно сильна, чтобы развеять любовные чары, – а любовь Тиберия к своему брату вырвалась наружу, когда он признал правду. Он снова повернулся к Эванджелине.

– Что касается моей последней просьбы… я больше не желаю видеть ее лицо.

– Нет… любовь моя! – Марисоль начала плакать, продолжая свое театральное представление, даже когда Эванджелина приказала стражникам запереть ее в комнате до дальнейших распоряжений. Как и Тиберий, она больше не желала видеть свою сводную сестру.

Эванджелина не могла винить во всем случившемся Марисоль. Марисоль не была той, кто отравил ее или Аполлона. Но Эванджелина гадала, что бы произошло, не околдуй Марисоль Люка. Вмешалась бы судьба в ход ее жизни, превратив Эванджелину в девушку из пророчества об Арке Доблестей? Или все сложилось бы иначе и для нее, и для Люка, и для Аполлона с Тиберием? Суждено ли ей было оказаться здесь или это всего лишь один из многих возможных путей? Она никогда этого не узнает, но у нее создалось ощущение, что этот вопрос будет преследовать ее вечно.

Эванджелине не понадобилось много времени, чтобы превратиться из беглянки обратно в принцессу. Ее поселили в еще незапятнанных королевских покоях, где ревел очаг и лежало множество толстых кремовых ковров, чудесно ощущавшихся под ее усталыми ногами. Все, казалось, хотели поухаживать за ней, восклицая, как они рады, что она в безопасности, и как все они знали, что она не могла убить принца Аполлона.