Книга Оставь мне музыку!, страница 91 – Мира Ризман

— Пожалуйста! Я так больше просто не могу! Я чувствую себя здесь словно заключённая! Неужели моё состояние настолько ужасно, что меня нельзя перевести в лазарет Дома Кирэй?!

— Заключённая? — повторил удивлённо Тодо и по привычке нервно поправил очки.

— Ну конечно! Я заточена в этих четырёх стенах, где единственная радость выйти на узкую полоску балкона! Мне кажется, я уже схожу здесь с ума!

— Я попробую с этим что-то сделать, — кивнул Тодо и поспешил откланяться.

Едва за ним закрылась дверь, в сердце Вирджин вновь поселилась надежда, но следующий день оказался точной копией предыдущего, и последующий тоже. Очередная неделя потянулась унылым караваном. Вирджин в нём чувствовала себя заблудившимся путником, которому некогда пригрезился живописный оазис, в реальности оказавшийся очередной безжизненной скалой. Все попытки как-то себя настроить на учебу упорно проваливались. Апатия и безысходность овладели полностью, потому к появлению в обычный час Тодо, Вирджин отнеслась с явным безразличием.

— Я к вам с хорошей новостью, — улыбнулся помощник. — Вам разрешено вернуться, правда, с большой оговоркой. Вы должны неукоснительно соблюдать режим, если вы вновь начнёте пропускать обеды, боюсь, с образованием вам придётся попрощаться!

Угроза Вирджин уже не пугала. Она чувствовала невероятное облегчение и счастье. Свобода! У входа в больницу даже морозный морской воздух казался слаще и насыщеннее, чем на балконе. Что уж говорить о поезде в наномобиле! Хоть пейзаж за окном почти невозможно было рассмотреть из-за большой скорости, само ощущение движения воодушевляло. Хотелось петь, но куда сильнее Вирджин влекло к флейте. Хотя бы коснуться, всего пару звуков!

* * *

В гостиной первого курса её встретили тепло и радостно. Бурные овации и крики, словно прибыла какая-то звезда. Вирджин была весьма польщена, но всё же испытывала некую неловкость. Прежде она никогда не задумывалась, как важны в общении с дорогими людьми объятья. Как же ей не хватало простого человеческого тепла! Но кто посмеет обнять любовницу омэйю? Да что там, от неё, словно от прокажённой держали дистанцию. Лишь Лукас посмел приблизиться к ней настолько, что их разделял лишь крохотный шаг.

— С возвращением, Вирджин! — В его голосе звучала радость и даже какая-то гордость. Словно в том, что она сегодня здесь, есть какая-то её личная заслуга.

— Не подумай лишнего, но мы очень за тебя волновались! — тихо заметил Джаспер, встав в тени друга.

— Простите за причиненное беспокойство! — Вирджин почувствовала, что краснеет.

— Вот ещё чего! Тебе не за что извиняться! — фыркнул Джаспер. — Когда мы узнали из новостей, что Эри-сама устроил в отеле леди Элисьен, подумали сразу самое худшее! К счастью, этот ужасный омэйю получил по заслугам!

— Да? Эри наказали? — удивилась Вирджин.

— Его посадили под домашний арест на год, — поморщившись, сообщил Джаспер. — Но я считаю эту меру слишком мягкой!

— Не забывай, ты говоришь об омэйю, — вставил хмуро Лукас. — Если бы Эри был человеком, его бы казнили на месте!

«Домашний арест?» — усмехнулась про себя Вирджин, ощутив, как внутри даже потеплело от мстительного послевкусия. Сейчас, только выбравшись из собственного больничного заточения, она уже не считала подобную меру излишне мягкой. Зная характер Эри, Вирджин предполагала, что для него это станет настоящим испытанием или даже жестокой пыткой. Правда, оставались сомнения, будет ли в том толк. Заносчивый Эри очень не любил признавать свои ошибки, и запросто мог озлобиться от сидения взаперти. Вирджин тяжело вздохнула и мысленно пожелала себе никогда не встречаться с ним больше. Ведь сейчас её жизнь, наконец, входила в нормальную колею. Как бы не жалела потерянного времени Вирджин, спокойная больничная обстановка помогла ей усвоить многие знания куда лучше, чем при постоянном учебном цейтноте. То самое мучительное вечернее время позволяло всему новому благополучно закрепиться в голове, и сейчас служило некоей подушкой безопасности. Вирджин стала ошибаться значительно меньше, а понимать куда больше. Это не могло не радовать, особенно ещё и потому, что новый режим, установленный для неё Тодо не сильно отличался от больничного. Вирджин приходилось ложиться спать уже в десять, а подниматься не раньше шести. Целых восемь часов сна — просто удушающая роскошь! Но в её комнате явно провели специальные работы, потому как свет сам собой выключался в нужное время, не оставляя никаких шансов нарушить режим. Вирджин вновь приходилось мириться с ограничениями, и радоваться, что за время лечения у неё сформировалась весьма полезная привычка быстро запоминать даты и факты, чтобы потом размышлять о них в часы вынужденного бездействия. Ей действительно стало легче учиться. Более того, Вирджин это настолько нравилось, что обо всех прежних трудностях она вспоминала с почти снисходительной улыбкой. Оно того стоило! И лишь недостаток практики печалил. Вирджин отчаянно не хватало времени на самое главное — занятия флейтой. Жалкие три часа не позволяли ей добиться желаемого, хотя мастер Зейн пытался её успокоить: