Книга Прощальный танец, страница 56 – Мира Ризман

— Не говори ерунды! — оборвала леди Эрэль. — Все твои попытки выбрать лишь добавят хлопот в будущем. Всё равно решать будет твой отец.

Юфемия смиренно вздохнула, затем подтянула к себе заброшенную из-за поездки на Ю вышивку и медленно и чинно принялась за работу. Матушка принялась ворошить сундуки и шкафы, пока не достала из самых закромов спрятанный в чехол наряд. Осторожно расстегнув крючки, она вытащила на свет изумительно красивое красное платье. Эльфийский шёлк нежно зашелестел под её рукой, искрясь и блестя. Ажурное золотое шитье украшало корсет, едва заметной паутинкой ползло по рукавам и юбке, заканчиваясь крохотными резными бусинками.

— Моё свадебное платье, — задумчиво оглядывая наряд, произнесла матушка. — Думаю, тебе тоже будет в пору.

— Оно слишком красиво… для Бэрлока, — во все глаза рассматривая невероятное платье, признала Юфемия.

— Да, и именно поэтому я предпочла бы, чтобы ты не надевала этих ужасных аляповатых нарядов. — Леди Эрэль скривилась, выражая всё отвращение к своеобразным вкусам бэрлокских дам. Впрочем, Юфемия разделала с матерью это чувство. Свадебная мода на Бэрлоке была данью традиции, в которой невесты отчаянно пытались сохранить себе хоть что-то из девичества, потому и надевали на себя все любимые наряды сразу, напяливали украшения и даже прятали монеты в обувь и в пояса. Все прочие богатства приданного отдавалось будущему мужу, и только он мог распоряжаться судьбой даже какого-то носового платка или банального белья! Женщине на Бэрлоке не полагалось ничего, кроме того, в чём она была. И, стоило признать, такое дикарство процветало и по сей день. Вот потому на юных леди висела тонна украшений, а к платью, даже летом в жуткую жару, полагалась меховая шуба.

— Примерь. — Матушка протянула алое великолепие, и Юфемия с осторожностью прикоснулась к драгоценной ткани. Лёгкий нежный холодок, похожий на тёплый бриз, пробежался по её пальцам. Тихо застучали друг об друга крохотные бусинки. Ах, как бы прекрасно она выглядела в этом на церемонии с Марселу. Ему бы пошли более статные одежды с белым меховым воротом. Он бы выглядел таким мужественным! Но… Юфемия мотнула головой, надеясь вытрясти горькие мысли. Она принялась перебирать в памяти герцогских сыновей, и настроение её принялось стремительно портиться. Все они были до отвращения грубы и уродливы, словно в их жилах текла кровь троллей. Наряжаться ради такого совсем не хотелось!

— Я не буду, — возвращая платье, сказала Юфемия. — Ни один местный жених не стоит этого платья! Я буду выглядеть нелепо: словно забредшая в свинарник леди в шелках и кружевах.

— Твой отец тоже не стоил этого, — хмыкнула леди Эрэль. — Но… ему льстила моя красота и те завистливые похотливые взгляды, которыми награждала меня его челядь. Возможно, только это и удержало его от убийства в день твоего рождения. Ты же знаешь, как бэрлокцы презирают девочек.

Юфемия знала и потому всё же уступила матери. Платье село идеально. Оно струилось алым водопадом и казалось настолько невесомым, что невольно возникало ощущение полной наготы. Но не стыдливой, прячущейся, а открытой и вызывающей.

Матушка, правда, нашла пару каких-то складок, которых обещала подправить лично — бэрлокской швее эльфийские шелка она не доверяла. А потом они ещё долго обсуждали далёкую эльфийскую моду, и мир, казалось, вернулся к старым добрым временам, когда Юфемия вот так же, находясь подле матери, что-то вышивала, и они мирно беседовали. Но часы безмятежности летели неумолимо, и к обеду их затворничество было нарушено. Леди Октавия на правах старшей леди прислала с пажом приглашение на обед и последующую прогулку по саду. Матушка помрачнела.