Книга Хрупкая мелодия, страница 12 – Мария Берестова

Михар никогда, никогда в своей жизни не выбирал ни для кого подарков сам. На то у него были помощники, которые тщательно следили за интересами его партнёров, союзников и знакомых и своевременно покупали и подносили уместные к случаю вещи. Даже для дочери он ничего не выбирал сам – спрашивал у неё, что хочет она получить, и дарил именно это.

Он и Магрэнь не собирался ничего дарить сам; это получилось как-то само собой. Сперва было то самое платье – да, когда он понял, что ей тяжело далась полная смена гардероба, он невольно задумался о том, существуют ли в природе платья, которые сочетают её любимую дерзость с элегантной сдержанностью. Это была интересная интеллектуальная задачка, просто вызов для размышлений – но найденное им в воображении решение показалось ему столь удачным, что он заказал такое платье, тщательно описав модельеру, что именно хочет получить.

А потом ему просто это понравилось. Видеть, как она ходит в платье, которое он вообразил для неё.

Он захотел, чтобы у неё появились другие вещи – придуманные им специально для неё. И он стал придумывать и заказывать такие – испытывая особое удовольствие, когда понимал, что снова угадал, и что ей снова понравилось, и что именно эта вещь снова стала для неё особенной.

Теперь же – теперь она расшвыривалась этими особенными вещами так, словно они ничего для неё не значили!

Словно его потраченное на неё время ничего не значило!

– А! – вспомнила, меж тем, она и принялась выуживать из ушей серьги.

Те, конечно, тоже были необычные: длинные подвески, основным элементом которых были нежные цветки жасмина, сделанные из перламутра и украшенные крохотными жемчужинками по центру. Помимо цветков, подвески содержали золотые элементы декора, в которых можно было узнать любимую её форму флакончиков для духов.

Она так счастливо смеялась, когда он их подарил – он подгадал день, когда она надушилась жасминовой эссенцией. Прямо тогда же, на месте, она сменила тогдашние свои серёжки на эти, и весь день гордо ими потряхивала, останавливаясь у каждого зеркала, чтобы полюбоваться.

Теперь же, вытащив серьги, она прицелилась метнуть их в Михара – но, отбросив вешалку с платьем на софу, он сделал резкий шаг к ней и со злостью схватил её за руку, останавливая замах:

– Прекратите! – с едва сдерживаемым бешенством потребовал он.

Магрэнь попыталась вырваться, но он был сильнее и не отпустил.

– Если на моей коже останется хоть один синяк, – прошипела она ему в лицо, яростно блестя глазами, – я не поленюсь написать на вас заявление и ославить на всю страну!

Мысль о том, что он причиняет ей боль, в первую секунду отрезвила его, – но почти сразу в нём вскипела новая волна гнева. Она смеет ему угрожать! Она – смеет – ему – угрожать!

– Торопитесь на тот свет, Магрэнь? – холодно осведомился он, впрочем, отпуская её руку.

Она задохнулась от новой обиды. Всегда! Всегда, когда что-то идёт не по-его, он начинает сыпать этими вечными угрозами! Он никогда, никогда не позволит ей выступать с ним на равных, и просто задавит, задушит, уничтожит её, растопчет!

Ей хотелось ударить его чем-то в ответ – ударить так сильно, чтобы он ощутил её боль, чтобы понял, чтобы страдал так же, как она теперь!

– Да уж лучше на тот свет, чем в вашу постель! – зашвырнула она всё-таки в него любимыми серёжками.