Книга Позор рода Фавьен. Хозяйка Пурпурной крепости, страница 57 – Лина Калина

— Мирвин Гриннер? — переспрашивает Лавейл. — Нет. Дождь его застал. Просится остаться на ночь.

— Хитёр, — бормочу я. — Но пусть остаётся. Только под присмотром.

Через секунду дверь в столовую приоткрывается. В проём осторожно заглядывает Мирвин.

— Лиора? — тянет торговец с той натянутой вежливостью, с какой обычно просят прощения за всё на свете, включая погоду. — Вы, хм... заняты?

Я вздыхаю: в последнее время здесь слишком много незваных гостей. Жестом указываю на место напротив.

Мирвин благодарно кивает, стягивает с плеч влажный плащ и с усталым вздохом опускается на край стула.

— Спасибо, лиора. Повезло, что попал под дождь. Теперь смогу посмотреть, как сама богиня шьёт, — говорит он с нарочитым восхищением, уставившись на ткань. Затем торговец оглядывает женщин за работой, заговорщицки понижает голос:

— А хотите, расскажу вам старую байку?

Я поднимаю бровь.

Аста кивает.

Экономка Лавейл чуть склоняет голову, разглядывая торговца с выражением сдержанного скепсиса, будто уже решила: байка будет скучной, но ради приличий готова дослушать.

— Жила-была портниха, — начинает торговец, с удовольствием расправляя плечи. — Обычная такая, но талантливая, как сама богиня Ремиса.

— Ремиса? Это ещё кто такая? — фыркает одна из женщин.

— Покровительница ремесла. Всех, кто руками творит, — отвечает Аста, не отрываясь от стежка. — Бабка моя говорила: если Ремиса за спиной стоит, работа спорится, а как отвернётся — всё наперекосяк пойдёт.

Мирвин вздыхает, будто боится, что его история затеряется в перебранке, и продолжает:

— И вот однажды портниха нашла иглу: ржавую, с треснутым ушком. Хотела выбросить, но игла взмолилась человеческим голосом: «Не надо, хозяйка, я ведь волшебная!» Ну, портниха её оставила. С тех пор начала шить так, что стежки ложились сами собой, а заказчики толпились у порога. Только вот...

Он делает эффектную паузу, понижая голос.

— Только вот с каждой новой строчкой она забывала лицо того, для кого шьёт.

— Святая Аквария, — шепчет кто-то. — Жуть-то какая.

— А в конце забыла и себя. Просто сидела, шила — и бац, как не бывало. Будто испарилась. Никто её больше не видел. А игла осталась.

Мирвин вытаскивает из внутреннего кармана свёрток, обмотанный лентой, развязывает, а там ржавая иголка.

— Почти артефакт портнихи. И всего-то шесть тысяч капель.

— За такую цену она должна зашивать и дыры в бюджете, — хмыкаю я.

Экономка фыркает:

— Шесть тысяч за ржавую иголку? Да у нас в чулане таких целая горсть! Ещё и паутина в комплекте.

Мирвин непринуждённо улыбается:

— Но эта — волшебная.

— А волшебства в замке у нас ещё больше, — парирует Лавейл.

— Да откуда у вас тут волшебство? — хмурится торговец. — Не хотите уникальный артефакт — как знаете.

Он заворачивает иголку в ткань:

— Всё равно не крепость, а развалины.

— Ах вот ты как, — раздражается Лавейл. — Раз развалины, так и ушивался бы вместе со своей иголкой обратно в Вольный город. По дождю.

Она вскидывает подбородок:

— А у нас, между прочим, тоже есть байка. Про Айрена и Сайру из рода Таль.

Я замираю. Сайра Таль? Та самая, что была изображена на гобелене — в одной руке меч, в другой посох...

— Всё это сказочки, — фыркает торговец. — Для простаков.

— А вот и нет, — говорит Аста, не поднимая головы. — В этих стенах скрыт посох Таль. Древний, зачарованный. С тем посохом, говорят, достаточно сказать слово, и никто не ослушается.