Книга Мой инфантильный супруг, страница 7 – Анна Денира

— Тогда завтра по утру. Обойдемся без излишних празднований.

Хухря — растрепа

Свадьбы в Дасинке имеют интересную особенность: даже когда о свадьбе знают только суженые, на утро голова болит у всех жителей деревушки. Моя ошибка была в том, что я известила о своей скорой помолвке Вешку, что, взмахнув руками и ахнув, быстро умчалась в сторону домика Феноилы. Уже в тот момент я поняла, что с тихой свадьбой я прогадала. Любила я Вешку, но не поощряла её страсти к пышным празднествам, и повезло мне лишь в том, что я не сказала ей время венчания. Единственному священнику — пожилому сгорбившемуся под гнетом лет старичку, что был прытче любой бойкой барышни — пришлось доплачивать, дабы тот никому ничего не говорил и рано по утру нас со странькой тихо поженил. Тот долго лицо крючил, монетки пересчитывал, но в итоге согласился, услышав, что без празднования уже, к сожалению, не обойдется. Мы с ним весь вечер в подвальчике прятались, пока Дасинка на ушах стояла и яства собирала. В деревеньке нашей, ежели брак заключаешь, окроме наряда своего больше ничего планировать не нужно: все пятьдесят душ деревенских вытащат на улицы столы к вечеру ближе да вывалят на них еду с выпивкой. Любит наш народ праздники, только повод дай. Надеялась я, что и суженый мой в лесах сегодня затерялся, коли найдут его мужики деревенские, споят и выведают все. Сама церемония обычная, в глухомани нашей даже очень быстрая, из одной клятвы верности состоящая. Оставалось надеяться, что церквушку местную жители деревенские караулить поутру не будут. После церемонии на запястье правом символ появлялся, на веточку лавровую похожий, что руку подобно браслету опоясывал — то брак означает. Но браслет неполный, на середке запястья оканчивается, а завершится он после ночи брачной, без нее у нас в деревеньке брак за брак не считается.

До дому я по ночи возвращалась путями окольными, дабы никто не заметил. Приготовила платье, которое мне матушка оставила, да спать легла. Платье белое с рукавами широкими да вырезом квадратным, нитями золотыми расшито. Поясом широким затягивалось. В нем и матушка, и бабка, и прабабка замуж выходили.

Вставать до петухов пришлось. Желание связывать себя браком продолжалось до самого завтрака, а затем прошло. Чудно это все-таки — за страньку выходить. Как будто не мужа получаю, а дите малолетнее глуповатое, к жизни не подготовленное. А ночку-то как с ним проводить? Он, гляди, и баб голых в жизни своей не видал. Не такого мужа я хотела себе. И папаня, и дед мой пахарями были, высокими да в спине широкими, на плечах могли телегу перенести, а странька от коромысла с ведрами полными надорвется. Ну, хоть рыцарю отворот-поворот дам. Пусть себе невесту в другой деревушке ищет, а в Дасинке ему делать нечего.

Умывшись да надев платье на тело смуглое, я села перед зеркалом, заплетая косу, что у меня уже до пояса болталась. Геста говаривала, что в городе свадьбы по-другому празднуются: и невесты там наряднее, и церковь богаче, а народ неприветливый. У нас вся Дасинка сегодня пить будет, печенке на горе, а в городах всем все-равно, дюже там люди занятые и важные, не радуются счастью чужому. Выскочив во дворик, я огляделась по сторонам — никого. Спит в предрассветных сумерках народ деревенский. Открыла калитку, вышла на дорогу и чуть не расхохоталась: уже и столы из домов повытаскивали, лавки к ним придвинув. Гулявший под столом петух тихо недовольно прокудахтал, словно злясь, что кто-то вскочил раньше него. Приподняв юбку платья, я быстро побежала к церквушке, что на северной окраине Дасинки стояла. Она, окруженная зарослями осоки и розмарина, заслоняла небольшое деревенское кладбище. Задремав на деревянной лавочке и уронив голову на грудь, священник мирно похрапывал, сжимая в руке старое писание в кожаном переплете. По его поношенной рясе колыхаемые ветром били кусты крапивы, росшие прямо под лавкой и жалящие своими листьями любого, кто неосторожно начнет болтать ногой.