Онлайн книга «Половина пути»
|
Брент не сопротивлялся, только посмеивался. Ольша зябко подёрнула плечами и выдохнула под одеяло тепло, а потом мурлыкнула и потёрлась носом о его шею. И пожаловалась: — Я не понимаю. — Мм? — Не понимаю, почему снежинки не получаются. Почему иногда снег, иногда град, а иногда вон та мокрая дрянь? Они же почти одинаковой температуры и все состоят из воды! — Мм… — Надо поймать какого-нибудь водника, — кровожадно постановила Ольша. — И пытать его, пока… — Ну, Таля помучай, пока будем в Воложе. Мысли в голове были по-утреннему вялые, медленные, но Ольша всё-таки вспомнила: Таль — это брентов младший брат, водник, и он на войне потерял ногу. — А он разбирается? — Понятия не имею. Ты это, когда он будет подкатывать, пни его прям в костыль, не стесняйся. — «Когда»? — хихикнула Ольша. — Не «если»? Брент в ответ обнял её за плечи. Тёплая ладонь выписывала на спине узоры: окружности, дуги, линии. Брент как будто в задумчивости рисовал на ней фигуры, как октаэдры в тетради. А ответил ворчливо: — Ну, у него всегда был вкус. Ольша муркнула и потёрлась носом о его кожу. У неё, в конце концов, тоже был вкус, и в её вкусе был Брент, замечательный добрый Брент, а не какие-то там незнакомые мужики, готовые подкатить к кому попало!.. И даже если этот водник сможет объяснить ей про снежинки, это вовсе и не повод слишком улыбаться!.. Да и вообще, может, она ему ещё и не понравится. Это Брент рассказывает Ольше, будто она красавица, но у Ольши тоже есть глаза, и этим глазам всё в зеркале прекрасно видно: и осунувшееся лицо, и шелушащаяся кожа, и общий заморенный вид. Стрижка стала, конечно, лучше, но она теперь была почти неприлично короткая и скорее портила ольшины черты. И одежда… её гардероб — настоящая катастрофа; мама схватилась бы за сердце, если бы увидела это; нет даже ни одного сколько-нибудь приличного платья, чтобы хотя бы нашить на него кружевной воротничок для нарядности; у неё огромные мужицкие ботинки вместо туфель; да что там — Ольша ведь даже не носила чулок… За этими мыслями Ольша не сразу заметила главное. — А мы разве… как-то увидимся с Талем? В смысле, ты-то конечно, а я… — Так он живёт с родителями. Ольша подняла на Брента беспомощный взгляд, и он пояснил ворчливо: — В Воложе задержимся на три-четыре дня, мне нужно будет встретиться кое-с-кем. Заодно в комиссариат можно, документы тебе сделаем. А у родителей дом, зачем платить за клоповник? Он не забыл про её документы. А ещё он что же — планирует остановиться в доме родителей? Он собрался знакомить её с родителями? Её? Со своими родителями? Ольша хватанула воздух, как рыба, и спряталась в его подмышке. Нет-нет, она вовсе не была дурочкой. Любовь — это всего лишь чувство; она грела Ольшу изнутри не меньше родного пламени, но если сила умела становиться чем-то реальным, то любовь… любовь была только для неё, для Ольши. И она всегда знала, что из этого ничего не может получиться. Он нанял её по контракту, они целый месяц пёрлись вдвоём по пустынным дорогам и разделили всякое, от хлеба до ночных кошмаров. Наверное, с его стороны была симпатия, странно думать, что он стал бы иначе так с ней возиться. Симпатии заканчиваются. Симпатия — это щекотливое, пузырящееся, лёгкое, как игристое вино, и опьянение от неё такое же: быстро бьёт в голову и легко развеивается. Становится хорошим воспоминанием сразу же после расставания, а затем и вовсе растворяется, забывается. |