Книга Заклинатели снов, страница 33 – Эля Рин

— Верно…

— И вот, много лет спустя, когда я встретил ту, что с первого взгляда отпечаталась навсегда на сетчатке моих глаз… Ту, которую я хотел бы не только учить и защищать, но и любить… Когда я встретил тебя, Иви. И — проклятье! — я не могу признаться тебе в своих чувствах. Потому что не способен на них. Не способен дарить тепло. Не способен обожать так, как ты этого заслуживаешь. Я темный клинок заклинателей Инилерина. Во мне не осталось ничего человеческого. А тебе… Тебе нужно, чтобы тебя любили. Я это знаю.

Я почувствовала, как слезинка бежит по щеке, а сердце бьется, как птица, и твердит мне: скажи ему! Признайся! Ты ведь его тоже любишь…

И в этот момент сон рассыпался на осколки, словно витражное окно, в которое попал камень. Я задохнулась, замахала руками, пытаясь удержать равновесие, и услышала голос Малки:

— Спокойно. Все в порядке, я тебя держу. Должно быть, Кройста разбудили. Ты узнала что-нибудь?

Вместо ответа я закрыла лицо ладонями и разрыдалась.

На следующий день во время практики мы учились подчинять стихийные порождения кошмаров. Дожди, вихри, бури и торнадо, разбуженные не силами природы, а беспокойным спящим разумом. Точнее, Кобб и Сигилл пытались кое-как справляться с ними, а я просто находила все более и более пугающие формы ночных страхов. Как оказалось, многие из когда-либо спящих в нашей Академии испытывали ужас перед неподвластными силами природы.

— Лейри Лаймо! Иви! — воскликнул Кройст, развеивая грозовую тучу у меня над головой. — Тебя едва не прошило молнией. Я неоднократно говорил, если неспособна укротить кошмар, постарайся хотя бы отступить от него или спрятаться. Что с тобой сегодня такое?

Я ничего не ответила, лишь виновато улыбнулась. Хотя вчера вечером, перестав плакать, сначала решила, что теперь мне можно признаться ему в своих чувствах… А потом поняла — нет. Расспросила Оску о том, как строится наша личность во сне, и отказалась от этого решения. Потому что во сне Кройста мы говорили с его молодой ипостасью. Той, что еще не растеряла чувства, еще не огрубела сердцем, еще не превратилась в жестокого и сухого лейра куратора. Который… даже если и чувствовал ко мне что-то, то ни за что не признался бы в этом. Чувство его было заперто за сотней дверей на сотню ключей, и то, что я его вообще сумела увидеть… это было чудом.

— Говоришь, в его сне небо меняло цвет? — спросила Оска.

— Да. Как будто на нем светило солнце разного цвета… Только вот никакого солнца я не видела.

— Ты забрела очень глубоко. Скорее, даже случайно провалилась на дно его сна, — Оска потерла переносицу, как будто поправляя невидимые очки. — Он может даже не помнить, о чем говорил там и что делал.

— Кстати, что именно он говорил тебе? — невинным голосом спросила Малка. Наверно, десятый раз за вечер. — Ты так нам и не сказала.

— И не скажу, — я опустила голову, чтобы не смотреть подругам в глаза. — Я не просила отправлять меня туда. Теперь и вы не просите, чтобы я вам докладывала об увиденном.

— Не злись, пожалуйста, — сказала Оска. — Ты, главное, знай… Если вдруг захочешь уехать из Академии, я договорилась со своими родными, чтобы они приняли тебя. У тети подрастает дочь с голубыми глазами, и ты могла бы готовить ее к Академии, учить всяким важным вещам… Не думаю, что они смогут много тебе платить, но бездомной и голодной точно не останешься.