Книга Адептка с огоньком, или Искра для последнего дракона, страница 105 – Майя Фабер

Тень вернулась, огромным золотым драконом опустилась на берег пруда перед нами. Целитель. Их уникальный дар — не привлекать внимания на поле боя. Способность отвести глаза любому, став почти невидимкой. Дар, который со временем стал приносить больше вреда, чем пользы, а потому почти не использовался. Демоны научились видеть сквозь него, а вот помеха для того, кто ищет раненого, чтобы ему помочь, могла стоить сбитому дракону жизни. Маги земли предпочитали не скрываться, а надеяться, что свои отыщут первыми.

Адриан успокаивающе погладил меня по руке и оставил стоять на дорожке. Подхватил с резной лавки забытый плащ и отправился к дракону. Я завороженно смотрела, как тот в одно мгновение превратился в стройную миниатюрную женщину с длинными светлыми волосами.

— Мама, — с почтением поклонился ей Адриан, а потом бережно накинул плащ на ее плечи.

Я неуверенно перетаптывалась с ноги на ногу, не представляя, что делать, пока Адриан обнимал мать. Потом она взяла его перевязанную руку и накрыла своими.

«Так уж и не больно ему рядом со мной!» — мысленно проворчала я. У этого обманщика были способы терпеть меня вне зависимости от того, как сильно он меня раздражал. Личный целитель-дракон — это вам не старый маг из Эгертайха…

На меня не обращали внимания, а мне становилось все неуютнее. Отчего-то сложилось впечатление, что мы явились сюда явно не для встречи с императорской семьей: Адриан предпочел обойти все входы по широкой дуге. Честно признать, мне и в будущем не очень хотелось быть кому-то представленной, потому что об императоре я до сих пор не слышала ничего хорошего, а о его супруге — вообще ничего.

Из школьных учебников я смутно помнила едва ли не единственное изображение, такое давнее, что не узнала бы ее, встретив как простого человека. На нем она была совсем юной. Мать Адриана сумела стать настоящей невидимкой, и это касалось не только ее магического дара. Она никогда не сопровождала супруга, не появлялась на публике или в прессе, не путешествовала по стране. Она даже не посещала бал на День примирения.

Я ни разу не задумывалась об этом. Как, вероятно, и никто не задумывался. Людям давно перестало быть интересным то, что не вызывает сплетен и слухов. Все знали, что у нас есть императрица, знали ее имя, а большего вроде и не требовалось. Привычное состояние вещей, по поводу которого не задаешься вопросом. Я бы поспорила на что угодно — так получилось не случайно. Что бы ни происходило тут пару десятков лет назад, у людей должны были отбить охоту даже спрашивать. Может быть, Адриан мне расскажет… когда-нибудь. Если я тогда все еще буду рядом.

Отчего-то при взгляде на нее у меня на душе стало невероятно грустно.

Я даже не знала, как должна себя вести, все школьные основы этикета успешно выветрились из головы, стоило ее увидеть. Императрица казалась мне такой… обычной. Очень обманчивое впечатление: она могла быть какой угодно, но только не обычной.

Маленькая стойкая женщина. Сколько ей пришлось пережить, если правдива хоть половина из того, что я успела услышать за месяц в столице. А потом — от самого Адриана, и ему у меня не получалось не верить.

Проклятие новорожденного сына и безумие отчаявшегося супруга, больше не способного увидеть будущее своего рода. В центре всегда стояла она, не ожидая даже, что кто-то поинтересуется ее чувствами так же, как страданиями обозленного императора. Обвинившего ее в том, в чем она не могла быть виновна. В неспособности дать трону одного здорового наследника.