Книга Девочка для ледяного, страница 36 – Кристина Юраш

— Маркизу Делагарди назвали самой завидной невестой! — произнес дворецкий.

— Почему ты думаешь, что меня это должно интересовать? — спросил я, откинувшись на спинку.

— Но вы же… — смутился дворецкий. — Вас же раньше это интересовало… Вы же на ней чуть не…

Я посмотрел на старика. Он что-то увидел в моем взгляде и выдохнул.

— Простите, — произнес он официальным и сухим голосом, беря газету со стола.

Пройдя несколько шагов к двери, он застыл на месте, а я услышал его голос.

— Раньше вы были другим, господин.

Голос старика треснул.

— Раньше вы были… Я даже не знаю, как вам это описать…

Я увидел, как он посмотрел на мой старый портрет.

— Вы были таким чудесным юношей… В вас было столько света и доброты… — голос снова треснул и почти сломался.

Я смотрел на свой портрет.

На того юношу.

На его мечтательную и глупую улыбку, будто он верил, что любовь — это когда дарят цветы, а не вырывают сердца. Когда смотришь в глаза и говоришь: «Я сделаю тебя счастливой», а не бросаешь к ее ногам мертвое тело.

Я вспомнил, как робел от ее улыбки. Как сжимал ее руку едва-едва, словно боясь причинить ей боль. Она казалась мне такой хрупкой и нежной, словно лепесток розы. Я готов был утопить её в нежности. В поцелуях. В словах. В том, чтобы каждый день говорить ей: «Ты — моя». Как будто это было достаточно.

А сейчас я хочу стянуть ее руки ремнем и целовать. Всю. Чувствовать ее страх, боль, желание.

Я вспомнил, как я готов был утопить ее в нежности. В поцелуях, в стихах, в том, как я писал ей каждое утро — письма, в которых не было ни слова о власти, ни слова о смерти. Только о том, как я хочу, чтобы она просыпалась от пения птиц, а не от грохота падающего к ее ногам тела.

Она должна была стать моей. Но не стала.

“...Я с прискорбием сообщаю, что вынужден разорвать помолвку. Моя дочь уже чувствует себя лучше. Но я, как отец, вынужден вам отказать. Я знаю, что между нами были договоренности, но также я знаю, что мое здоровье оставляет желать лучшего. Кто сможет защитить мою дочь после моей смерти? Вы не смогли уберечь ее. Я уверен, что однажды, когда вы станете отцом, вы поймете, что я имел в виду. С уважением, граф Альбрехт Раумбаль”.

Я сжал челюсти, чувствуя, как напрягаются мои мышцы.

Я разучился любить, как любил тот мальчик. Теперь я умею любить по-другому.

— Я скучаю по нему, — вздохнул старик, а потом направился прочь.

Когда старик сказал, что скучает по нему, я почувствовал не стыд, а холодное презрение. Презрение к нему за его слезы и к самому себе за то, что когда-то был таким.

Я развернул ладонь и сжал огромный кулак, видя, как напрягаются сухожилия, мышцы и на поверхности появляются вены, по которым течет лёд. Магические знаки на руке вспыхнули, словно отзываясь на движение магии по венам.

Изморозь поползла по моему лицу на портрете.

Она покрыла глупые наивные глаза, затем рот, пока вся его улыбающаяся маска не исчезла под слоем льда. Это было похоронное покрывало для мертвеца, которого я давно похоронил в себе.

'Чувство прекрасного во мне осталось', — прошептал я. — 'Прекрасно то, как лед замораживает слабость. Как нож рассекает плоть. Как ее имя становится единственной молитвой в моем безбожном сердце.'

Я протянул руку, а потом сжал пальцы, словно сжимая ее горло. Я представлял себе ее полуоткрытые губы, ее глаза, наполненные ужасом и… чем-то большим. Она полностью в моей власти. И я знаю, как ею распорядиться.