Онлайн книга «Белая обезьяна»
|
– Вы будете позировать как угодно? – Да, сэр, – машинально ответила Викторина. – Снимите, пожалуйста, шляпу. Викторина сняла шапочку и встряхнула волосами. – О-о! – протянул художник. – Интересно! Викторина не поняла, что ему интересно. – Будьте добры, взойдите на помост! Викторина нерешительно оглянулась. Улыбка словно скользнула по всему лицу художника, по лбу, по блестящим светлым волосам. – Видно, это ваш первый опыт? – Да, сэр. – Тем лучше. – И он указал на маленькое возвышение. Викторина села в черное дубовое кресло. – Вам как будто холодно? – Да, сэр. Он подошел к шкафу и вернулся с двумя рюмками чегото коричневого. – Выпейте Grand Marnier. Она увидела, как он залпом проглотил ликер, и последовала его примеру. Ликер был сладкий, очень вкусный, у нее сразу перехватило дыхание. – Возьмите папироску. Викторина взяла папироску из его портсигара и сжала ее губами. Он дал ей прикурить. И снова улыбка скользнула по его лицу и спряталась в блестящих волосах. – В себя тяните, – сказал он. – Где вы родились? – В Пэтни, сэр. – Это занятно! Вы только посидите минуточку спокойно. Это не так страшно, как рвать зуб, только дольше. Главное – старайтесь не заснуть. – Хорошо, сэр. Он взял большой лист бумаги и кусок чего-то черного и начал рисовать. – Скажите, пожалуйста, мисс... – Коллинз, сэр, Викторина Коллинз. Она инстинктивно назвала свою девичью фамилию – ей это казалось более профессиональным. – Вы сейчас без работы? – он остановился, и снова улыбка скользнула по его лицу. – Или у вас еще есть какоенибудь занятие? – Сейчас нет, сэр. Я замужем, и больше ничего. Некоторое время художник молчал. Было занятно следить, как он смотрит – и делает штрих. Сто взглядов – сто штрихов. Наконец он сказал: – Чудесно! Теперь отдохнем. Само небо послало вас сюда, мисс Коллинз. Идите погрейтесь. Викторина подошла к камину. – Вы что-нибудь слышали об экспрессионизме? – Нет, сэр. – Понимаете, это значит обращать внимание на внешность, только поскольку она выражает внутреннее состояние. Вам это что-нибудь объясняет? – Нет, сэр. – Так. Кажется, вы сказали, что согласны, позировать... м-м... совсем? Викторина смотрела на веселого, скользящего джентльмена. Она не понимала, что он хочет сказать, но чувствовала что-то не совсем обычное. – Как это «совсем», сэр? – Совсем нагой. – О-о! – она опустила глаза, потом посмотрела на соскользнувшие платья тех двух женщин. – Вот гак? – Нет, вас я не стану изображать в кубистическом духе. На впалых щеках Викторины загорелся слабый румянец. Она медленно проговорила: – А за это больше платят? – Да, почти вдвое – а то и больше. Но я вас не уговариваю, если не хотите. Вы можете подумать и сказать мне в следующий раз. Она снова подняла глаза и сказала: – Благодарю вас, сэр. – Не стоит! Только, пожалуйста, не величайте меня «сэром». Викторина улыбнулась. В первый раз художник увидел это функциональное явление на лице Викторины и оно произвело на него неожиданное впечатление. – Ей-богу, – сказал он торопливо, – когда вы улыбаетесь, мисс Коллинз, я вижу вас импрессионистически. Если вы отдохнули, сядьте снова в кресло. Викторина пошла на место. Художник достал чистый лист бумаги. – Вы можете думать о чем-нибудь таком, чтобы улыбаться? Викторина отрицательно покачала головой. И это была правда. – Ни о чем смешном не можете думать? Например, вы любите своего мужа? – О да! – Ну, попробуйте думать о нем. Викторина попробовала, но могла себе представить только Тони, продающего шары. – Нет, нет, так не годится, – сказал художник. – Не думайте о нем. Вы видели картину «Отдых фавна»? – Нет, сэр. – А вот у меня появилась мысль: «Отдых дриады». А насчет позирования вам, право, нечего смущаться. Это ведь совершенно безлично. Думайте об искусстве и пятнадцати шиллингах в день. Клянусь Нижинским! Я уже вижу всю картину. Он говорил, и его глаза скользили по ней взад и вперед, а карандаш скользил по бумаге. Какое-то брожение поднялось в душе Викторины. Пятнадцать шиллингов в день! Синие бабочки! В комнате стояла глубокая тишина. Взгляд и рука художника скользили без остановки. Слабая улыбка осветила лицо Викторины: она подсчитывала, сколько можно заработать. Наконец его взгляд перестал скользить, и он не отрывал глаз от бумаги. – На сегодня все, мисс Коллинз. Мне надо еще кое-что обдумать. Дайте мне ваш адрес. Викторина быстро соображала. – Пожалуйста, сэр, пишите мне до востребования. Я не хотела бы, чтобы муж узнал, что я... я... – Причастны к искусству? Ну, ладно, какое почтовое отделение? Викторина назвала отделение и надела шляпу. – Полтора часа – пять шиллингов, спасибо. И завтра, в половине третьего, мисс Коллинз, – без «сэра», пожалуйста! – Хорошо, с... спасибо! Викторина ждала автобуса на холодном январском ветру, и ей казалось, что позировать нагой – немыслимо. Сидеть перед чужим господином без всего! Если бы Тони знал! Снова румянец медленно залил ее впалые щеки. Она вошла в автобус. Но ведь пятнадцать шиллингов! Шесть раз в неделю – да это выходит четыре фунта десять шиллингов! За четыре месяца она может заработать на проезд туда. Если судить по картинам в студии, масса женщин это делают. Тони ничего не должен знать – даже того, что она позирует для лица. Он такой нервный и так ее любит! Он выдумает бог знает чего; она помнит, как он говорил, что все эти художники настоящие скоты. Но этот джентльмен был очень мил, хоть и казалось, точно он над всем смеется. Она пожалела, что не взглянула на рисунок. Может быть, она увидит себя на выставке. Но без всего – ой! И вдруг ей пришло в голову: «Если бы мне побольше есть, я в таком виде хорошо бы выглядела». И чтобы уйти от соблазна этой мысли, она уставилась на лицо пассажира, сидевшего напротив. Лицо было спокойное, гладкое, розовое с двумя подбородками, со светлыми глазами, пристально глядевшими на нее. Никогда не угадать, о чем люди думают. И улыбка, которой так добивался Обри Грин, озарила лицо его натурщицы. |