Книга Эсперанса, страница 67 – Наталья Шемет

Женщину снова передернуло, по телу прошла волна боли, бровки сошлись на переносице в тонкую темную линию. Она закрыла глаза и уткнулась лбом в плечо мужчины. Он снова обнял ее, крепко. Так и держал, чуть раскачивая из стороны в сторону.

— Ты все равно узнала.

— Конечно. Я же искала — искала, как безумная. Ты так внезапно пропал. Искала и не находила. А Оля… это она сказала. Бедная, так жалко было ее. Потом. А тогда… думала, что сотворю что-нибудь страшное — вот когда я поняла поговорку, что гонцов, приносящих плохие вести, убивают. Она же не виновата — но именно она рассказала мне о тебе. Как я ее ненавидела… Как она пережила это, как простила меня? Не знаю.

— Простила. Люди иногда делают страшные вещи с теми, кого любят. Оля всегда была мудрой, спасибо ей. Понимала тебя. И нас. И ты… ты выдержала. А еще… знаешь, мы сейчас вместе только благодаря тебе. А мне ведь иногда становилось не по себе от того, что ты такая сильная. Сильнее меня.

Женщина посветлела и снова заискрилась. Казалось, что даже легкое белое платье, которое было на ней, сияет.

— Что ты… Я не сильная, совсем. Я была сильной только потому, что у меня был ты. Потом… ты знаешь.

— Но ты, же смогла.

— Благодаря тебе. И Оле, — продолжила. Заговорила быстрее. Надо было сказать, все-все! — Она сделала то, что могло убить меня — но оно же и спасло. У меня ведь ничего от тебя не осталось… не понимаю, как так вышло. Фотографироваться ты не любил, к вещам не привязывался. Я хранила пару каштанов с нашей первой осени. Носила их в сумке — до следующего года. Потом они куда-то делись. Я собрала, вернее, нашла два новых. Побольше и поменьше, ты и я. Положила в сумочку. Через пару дней достала — тот, что побольше, пополам треснул. Коричневая кожица лопнула, представляешь? Я такого не видели никогда. Как ножом разрезали… как ножом по сердцу полоснуло. И ты исчез. Совсем. А Оля… она принесла фотографию, где мы с тобой. Я и не помню, что она нас фотографировала. В парке, тогда осень была, и дворники подметали опавшие листья, сгребали, и в один такой рыжий ворох влезла я, и ты следом. И мы с тобой стоим по колено в листве — и смеемся, счастливые….. Как на облаке…

Женщина остановилась, перевела дыхание.

— И я стала писать тебе письма, каждый день. Сначала плакала. Потом просилась к тебе. Потом рассказывала, как прошел день. Писала все, что случалось хорошего. Все, что было грустного. Все, до мелочей… Как отчитывалась. Потом мне захотелось, чтобы ты мной гордился. Пришла уверенность, что ты не хотел, чтобы мне было плохо. День, когда вечером нечего было рассказать, считала прожитым зря. Эти письма спасли меня. Я втянулась в переписку с тобой… и в жизнь. Представляла, что они каким-то образом к тебе доходят.

— Я их читал. От них было светло и печально. Сначала — больно, потом — так радостно за тебя.

— А помнишь, как однажды, в нашу первую зиму, я сильно заболела и не выходила из дому, а ты не мог мне звонить, только в одно и то же время присылал sms-ки, рано утром, как будто это будильник? Чтобы не дай Бог никто не догадался…

Почувствовав, что она сильно напряглась, почти окаменела, мужчина спросил взволнованно:

— Что с тобой? Что не так?…

— Не поминай имени Его всуе… так говорят. Нельзя. Я и так нагрешила достаточно, страшно. А вдруг тут… передумают?