Книга Пленница ледяного герцога, страница 77 – Наталья Варварова

Азазель заставлял себя смотреть на импровизированную сцену, где Фелиция слегка покачивалась в такт негромким звукам, напоминавшим журчание ручья. Все шло неправильно; он с трудом подавлял желание закончить весь этот фарс и забрать девушку подальше от ледяного негодования соплеменников… Но это значило бы навлечь позор на себя, на свой Дом и на жену — на их союз и на наследников, которые могли бы у них родиться.

Музыка, перед тем как зазвучать, медлила слишком долго. Копия Древа и другие растения, которые из сада прорастали прямо в стены, оказались не в состоянии уловить ту мелодию, которая владела Фелицией. Извелкать ноты из человеческой души, читать по ней… не так-то просто, несмотря на то, что эта раса кажется достаточно примитивной. Он сам в этом убедился.

Затея Самуэля обречена. Танцевать юдаффи, — так назывался танец души — не будучи рожденной под этим небом, совершенно невозможно. Ему обучали сразу, как только девочки учились ходить. Мужской душе дозволялось оставаться закрытой, но женщина, вступая в чужую семью, обязана была рассказать о себе — о своих намерениях и особенностях, которые не должно скрывать от новых родственников. В конце концов от этого зависело благополучие рода.

Юдаффи показывался не только во время представления супруги, как сегодня. С его помощью заключались мирные соглашения и принимались важные для народа решения, особенно если спор длился долгое время и стороны разучились доверять друг другу. Поэтому те, кто считал, что женщины не играли важной роли в Чертогах, ничего не знали о пресветлых. Без юдаффи не обходился ни один переломный момент в их истории.

У Юдаффи существовало несколько школ и более пятнадцати стилей. Самуэль настоял на том, чтобы Фелиция об этом так и не узнала, справедливо рассудив, что это не придаст ей уверенности.

— Для человеческой женщины все должно быть просто. Зазвучала музыка, и пусть двигается так, как велят чувства. Вы же признаете право жены на чувства, мой лорд? — старый упрямец зачастую умел его убедить, хотя Азазель вообще отменил бы весь этот бал.

Что толку заставлять Фелицию делать то, что не свойственно человеку? Она добилась значительных успехов при изучении языка, управлялась с камнями лучше его самого — этого достаточно, чтобы ее признали на любом уровне. В конце концов его выбор — это наивысший аргумент, а сородичи стояли и шипели на нее, как разъяренные гуси.

Азазель не хотел себе в этом признаваться, но Фелиция научила его бояться. То, что он пережил, когда застал ее с Кассиэлем или во время нападения перевертышей… Мысль, что он опоздает, наполняла пустотой и не давала провалиться в нее лишь потому, что от него требовались немедленные действия.

Сейчас страх за нее не имел логического основания. Что ужасного, что провал на балу ее расстроит, если она все равно намерена покинуть их мир? Пора Самуэлю, да и ему самому, осознать, что этот союз обречен. Аз не сводил глаз с присутствующих, чтобы пресечь любую магию, направленную на супругу. А герцог боролся не только со страхом. В груди проснулся дракон, который требовал укрыть это восхитительное создание от чужих взоров и сделать своей по-настоящему.

Фелиция, казалось, не обращала на него внимания. Один робкий шаг в сторону, поворот изогнувшейся спины, расправленные плечи — и музыка резко оборвала журчание и устремилась в тревожащее пике. Второй шаг получился решительнее. Она не поднимала на него взгляд, но ощущала его присутствие всем телом. Не звала, но в то же время больше не скрывала свой интерес.