Книга Плюс-один, страница 9 – Дженна Левин

— С одной стороны, — начал Фредерик, — меня не удивляет, что эти люди в ярости.

В который раз за последние четыре дня я возвращался к обстоятельствам, приведшим к этой ситуации.

— Даже если я облажался…

— Если? — переспросил Фредерик, не веря своим ушам.

— Ладно, хорошо, — я сдался. — Я облажался, признаю это. Но всё равно трудно понять, почему они до сих пор так на меня злятся. Прошло уже столько времени.

Фредерик встал из кресла и начал ходить по гостиной, сложив руки за спиной. Он всегда так делал, когда думал. Между нами двоими Фредерик всегда был более рассудительным.

В этом частично и была причина, почему он меня так раздражал — человек даже не мог заказать ужин в Южной Кровяной Банк без того, чтобы мучительно обдумывать свой выбор днями, — и почему я знал, что не справлюсь с этой ситуацией без него.

— Ты прав, — наконец сказал он. — Это было больше ста лет назад. Даже я не держал на тебя обиду так долго.

Фредерик остановился, чтобы полюбоваться новой картиной, которую недавно повесила его девушка за кожаным диваном. Хотя называть это картиной было щедро. Кэсси называла себя художницей из найденного искусства. В раме, на которую смотрел Фредерик, были приклеены соломинки из McDonald’s и куча других вещей. Сокровища, как она это называла. На мой взгляд, ерунда.

Но критиковать так называемое искусство Кэсси было время позже. Сейчас нужно было думать о сохранении моей жизни.

— Я надеялся, что у них за последние сто пятьдесят лет найдётся что-то более важное для беспокойства, — пробормотал я.

Фредерик приподнял бровь. — Например?

— Ну… о, Аид, не знаю, — я покачал головой и рассеянно провёл рукой по волосам. — Может, изменение климата.

Фредерик посмотрел на меня скептически.

— Нет, серьёзно, — продолжил я. — Изменение климата определённо важнее для вампирской жизни в двадцать первом веке, чем светская оплошность столетней давности, которая могла закончиться небольшой катастрофой.

— Небольшая катастрофа? — переспросил Фредерик с недоверием.

Я больше не краснел. Не мог; кровь перестаёт течь, когда человек превращается. Но если бы мог, наверное, покраснел бы тогда.

— В зависимости от того, как на это смотреть, можно даже сказать, что я спас их жалкие маленькие жизни.

Я отвернулся, прежде чем увидеть выражение лица Фредерика на моё заявление, затем скомкал письмо «Коллектива» и бросил его на пол.

Я бы хотел, чтобы у Фредерика был камин, в который я мог бы его бросить. Смотреть, как оно вспыхивает и превращается в пепел… Ну, я никогда раньше не имел возможности бросить письмо с угрозой моей жизни в огонь, но могу представить, что это должно быть очень приятно. Но пока Фредерик жил в достатке, и его дом был наполнен теми удобствами, которыми обычно пользуются обеспеченные, камина у него не было.

И вот глупое письмо лежало там, как измятая кучка противного меню Denny’s, вместо того чтобы превратиться в гораздо более удовлетворяющий клубок пламени.

— Подними это, — сказал Фредерик. Он посмотрел на письмо так, будто это была собачья кака. — Кэсси скоро придёт с работы.

Я фыркнул. — Она неряха. Почему ей должно быть не всё равно?

Фредерик лишь уставился на меня. Разные взгляды Фредерика и Кэсси на уборку были одной из немногих причин для разногласий между ними, насколько я мог судить, — хотя, полагал я, одно дело критиковать свою человеческую подругу за то, что она оставляет грязные носки на кухонном столе, и совсем другое — когда это делает твой друг.