Книга Что ты несешь с собой. Часть III, страница 63 – Юлия Жукова

— Если и так, то по ошибке, — сказала я в итоге. — Это же Саинкаеу, они ничего не могут сделать хорошо.

Чалерм внезапно опустил взгляд, но не смущённо, а с таким видом, словно я ему наступила на больную мозоль. На мгновение в его лице снова проступили знакомые черты — то ли Вачиравита, то ли Арунотая… Я сморгнула, отгоняя наваждение, и вгляделась получше. Зря. Не стоило мне вообще смотреть на Чалерма, а уж тем более тогда, когда он делал сложное лицо. Так и подмывало дотянуться, разгладить, забрать себе его внимание. Уже само то, что я сидела тут с ним наедине, заставляло моё хранилище махары трепетать, словно мой живот был гладью озера, и кто-то пустил по ней круги.

Вопреки себе я вдохнула поглубже лёгкий запах лотосового масла, которым жилище Чалерма пропиталось насквозь. Чуточку цветочный, но более травянистый, спокойный аромат, даже немного мыльный, наводил на мысли о чистоте и умиротворении. Такому запаху место в храме, а не в этой язве на теле мира, называемой Оплетённой горой.

— Ицара, — выдохнул Чалерм тяжело, словно моё имя было для него неподъёмным грузом. Кажется, он впервые собрался с силами и взялся за него, отбросив извечное безликое обращение «пранья». — Я понимаю, что ничем не заслужил вашу благосклонность.

Я злорадно закивала, следуя выбранному на этот разговор тону, хотя внутри что-то ёкнуло: мою благосклонность? Он считает, что благосклонность такой, как я, ещё надо заслуживать? Или он говорит обо мне как о махарьятте сейчас?

— Я и не пытался, — обрубил Чалерм мои робкие догадки. — И теперь понимаю, что это, возможно, было моей самой большой ошибкой за всё время, что я искал решение проблемы Саинкаеу.

Я окончательно запуталась. При чём я к проблеме Саинкаеу? Можно подумать, если бы Чалерм стелился передо мной ковриком с самого начала, мы бы тут всё быстренько порешали… Я издала какой-то невнятный звук на эту тему, и Чалерм коротко глянул на меня, прежде чем снова упереться взглядом в расписание.

— Даже если бы я выбрал путь, ведущий к вашему сердцу, а не разуму, я вряд ли смог бы им пройти, — продолжил он, окончательно меня запутав. — Я не силён в ухаживаниях. Мне никогда не казалось, что это полезный навык, да и заветы моего клана его развитию не потворствовали. Однако при всём при этом я молю вас сейчас понять вот что: ваши насмешки попадают в цель не потому, что я дикарь из монастыря, не видавший женщину ближе, чем на рисунке. А потому, что я и так еле сдерживаю свои чувства к вам.

Возможно, после этого он сказал что-то ещё, но у меня в ушах вдруг так зашумело, словно я оказалась в узком ущелье, когда поднялся ураган. То есть как — чувства? Да когда он успел-то? Откуда вообще у него какие-то чувства, когда он лисье отродье? Может, врёт? Вот в тот раз, когда меня чуть не сожрали лианы, тоже мёд лил в уши про то, как я ему нужна, а потом… А вдруг и тогда не врал? То был бы и ответ на «когда успел». Вот только он сам сказал, что выбрал стучаться в мой разум, а там половину времени дома никого нет, а другую половину — встречают горящей смолой…

Я поняла, что вся горю — и жаром, и как праздничный фонарик, но цвета узоров сменяли друг друга так быстро, что ни одного было не определить, словно луч света болтался по перламутровой раковине. Вот что мне делать теперь с этими его чувствами? Я ведь и правда замужем. Одна историй — дразниться из безопасного домика, а другая — терзать того, кто и в свой домик тебя не прочь уволочь. Вот только я не знаю, что там за домик, и не лисья ли это нора, а то и вовсе гнездо горных ба.