Книга Стихийница, страница 33 – Екатерина Боброва

— Давай, детка, удиви меня. Захоти убить. Сама. Без помощи друзей. Найди в себе настоящую силу. Иначе, я буду гонять тебя тут целый день.

И сила предупреждающе толкнула в плечо, намекая, что шутить здесь не собирались.

Забыть о пламени? Это возможно? О воде? О той, что всегда поддерживала, помогала… Ее память сейчас жила чувствами. Оля не знала, просто чувствовала — они действительно были друзьями.

— Все проблемы у тебя в голове, — мастер выразительно постучал по своей, — решишь их и все получится. Просто убей их. Сотри. Убери. Очисти себя и сможешь работать с чистой силой.

Убить? Оля задохнулась от ужаса. Ни за что.

А за спиной мастера воздух показательно собирался в туман. И там мелькало что-то темное и явно недоброе.

— Ударишь огнем — пострадаешь, — лениво предупредил наставник.

Оля, дрожа, прикрыла глаза.

«Вам нужно уснуть. На время. Пожалуйста».

Слезы горячим потоком потекли по щекам.

Она словно часть себя стирала. Отказывалась от того, что всегда было с ней. Будто еще одной руки лишалась или ноги.

— Давай, — приказ стегнул по коже.

И огонь рванул навстречу опасности. Туман смял его, словно бумагу. Проглотил без остатка, а следом набросился на девочку.

Оля, взвизгнув, покатилась по полу — сверху, обжигая болью, стегал металлический дождь.

— Плохо, — известил мастер, развеивая заклинание.

Девочка замерла, тяжело дыша. Тело болело так, словно по нему толпа пробежалась. Она осторожно, прикусив губу и сдерживая стон, поднялась.

— Но характер бойца. Это хорошо. Работаем.

И она снова отбивалась. Ее таскали по полу, били, швыряли. Мастер с убеждений перешел на ругань. Кажется, в зал кто-то заглядывал, но был грубо вышвырнут вон.

В какой-то момент она, ослепнув от слез, бесконечно устав и практически теряя сознание от боли, перестала защищаться. И огонь виновато отступил в сторону. Ушел куда-то вглубь. Воду она не чувствовала уже давно. А потом, прорываясь из глубины, горячим потоком хлынула сила. Странная. Чужая. И в то же время своя. Родная.

И Оля, закричав, ударила. Слепо. В отчаянии и боли. Ударила всей сутью. Собой.

Полыхнули защитные надписи на стенах. Зазвенело, вылетая наружу, стекло.

А она все кричала. Мир сошелся в этом крике, в выплескивающейся наружу боли. Перестал существовать вне потока силы.

Она не видела, как страшно ругающегося мастера, протащило по полу, впечатало в стену.

Не видела, как летит в нее кинутое им сонное заклинание.

Крик стих, оставшись внутри, в сердце, в меркнущем сознании.

— Чтоб я еще раз инициировал стихийника, ману мне в печень.

Мастер встал на четвереньки. Потряс головой, вытрясая из нее звон. Защита едва выдержала. Кажется, он все-таки пережал. Или там проснулось что-то мощное, родовое…

Подошел к девчонке. Проверил состояние. Хмыкнул. Даже к целителю, пожалуй, можно не отправлять. Синяки пусть поболят — полезно. А так… отлежится до вечера и ладно. И он задумчиво отер ладонью взмокшую голову, размышляя, как огранять доставшийся ему камень.

Шлейх с раздражением осматривал разгромленный зал. Защиту он восстановит, а вот стекла… Снаружи группа старшеклассников, так удачно пойманная вчера за распитием, убирала осколки, заодно практикуя сегментированную левитацию. Судя по ругани, доносящейся сквозь выбитые окна, получалось не у всех.

— А я говорил, нельзя экономить на защите, — вкрадчиво произнес Хе, как обычно бесшумно возникая за спиной. Не то, чтобы Шлейх его не заметил — годы директорства приучили всегда иметь «глаза» на спине, но применять отслеживающее заклинание против преподавателя, которому он, Шлейх, между прочим, зарплату платил, несколько раздражало. Тем более, что мастер не стеснялся и маскировкой пользоваться, словно поставил себе цель — застать начальство врасплох.