Книга Когда-то я была злодейкой, страница 65 – Лора Лей

* * *

Лиза шла знакомой дорогой, и её потряхивало — она боялась. До сего момента «перепопаданка» как-то не задумывалась о встрече с одноклассниками, которых не помнила, если честно.

В той жизни это первое сентября она встречала с незнакомыми московскими одноклассниками сразу выразившими ей негатив и противостояние. Ишь, провинциалка приехала, да ещё и «дылда косоглазая»… Это определение она услышала буквально в первые минуты своего пребывания во дворе новой школы.

Дылда! Да, Елизавета была выше многих девочек в том 9 «А», даже без каблуков. Она за лето вымахала до 175 см и после больше не росла, москвички же, в основном, ещё не достигли максимума своего роста, что выделяло новенькую на их фоне.

Ну, а близко посаженные глаза, доставшиеся ей от отца, действительно казались косящими — такой эффект они производили. Тогда Хмырова задрала нос кверху и решила, что ни за что не будет плакать, приспосабливаться и лебезить перед этими столичными зазнайками, наоборот, заставит их пресмыкаться перед собой. Что и сделала потом…

«Так, отставить панику и ненужные воспоминания! Сейчас всё иначе, и я не юная провинциалка. Я справлюсь!» — уговаривала себя Хмырова, приближаясь к месту сбора нового класса. Она смотрела на лица и с трудом узнавала некоторых ребят из такого далекого прошлого… Господи, помоги!

— Лизка, Лизка, иди сюда! А мы думали, ты уехала! Сядешь со мной! Вера, смотри, кто здесь! — в Елизавету вцепилась смутно знакомая пухленькая блондинка и потащила её к ещё одной девочке.

— Хмырова, ты что пила и ела все лето, что так выросла? Ну, теперь стоять тебе на физре сразу за Манджиевым, он самый низкий у парней, а ты — самая высокая среди нас. Здорово! — громко высказалась …Вера Браун!

Елизавета узнала эту шумную простодушную (вплоть до бестактности) волейболистку, с которой они ходили в одну секцию! Из поволжских немцев, крупная и сильная, она потом уехала в Германию, откуда писала ей в Facebook (и нашла ведь!), но Хобякова не отвечала, и Вера перестала стучаться в закрытую дверь.

— Да и ладно, пусть так. Сколько нас теперь? Я не видела список — миролюбиво заметила Елизавета (с чего-то же надо начинать?). — Я только вчера из деревни вернулась. И кто классная?

— Двадцать восемь, представляешь? А классная… Физичка, Горилна… Повезло так повезло! ВалФеда в армию забрали, так она за него. У нас траур! Ребята уже сговариваются доводить Аллу, а мне вроде жалко её. Она ж не виновата, что мы Валеру любим! — прошептала Вера. — Думаю, плакать будем все: и она, и мы! Ладно, потом поговорим, вон, Пончик вышел. Тихо!

Елизавета припомнила, что ВалФед, Валерий Федорович, был молоденьким физиком и их классным руководителем в 6–8 классах, его обожали все ученики, а Горилна, или Алла Гавриловна, часто его заменяла в последней четверти прошлого учебного года, пока он проходил формальности по призыву.

Одноклассники не приняли взрослую женщину ни в качестве учителя, ни как возможную классную руководительницу, и до последнего надеялись на другую кандидатуру. Не повезло, это точно.

Елизавета искренне сочувствовала женщине: сейчас, с высоты возраста, она могла оценить детскую жестокость по отношению к «физичке», явно написанную на лицах одноклассников, выстроившихся парами за ней.

Пончик, он же — Иван Никодимович, директор школы, фронтовик-географ, седовласый, в медалях на парадном костюме, говорил о задачах учеников, ответственности учителей, Родине и счастливой жизни под руководством компартии.