Книга Куколка, страница 33 – Виктория Серебрянская

— Эй, желторотики! — вдруг на всю столовую прогремел его голос. Так, что шум в помещении резко упал почти до нуля. — Вы что, не в состоянии научить дисциплине собственную бабу?..

Кто-то заржал. Сидевшие через три стола от нас девицы-киллы презрительно наморщили носы. А со стороны моего курса к нам торопливо подбежал какой-то игумар со смутно знакомым лицом и вытянулся перед фарном, как перед преподавателем:

— Никак нет, господин ефрейтор! — четко, на всю столовую, сообщил он фарну. А я… Напиток, которого я успела набрать в рот, встал у меня поперек горла. Ни проглотить, ни выплюнуть. И под чужими взглядами, казалось, словно кто-то медленно нагревал мой стул снизу. — У рядового Гусевой проблемы с дисциплиной!..

Мне отчаянно, до зуда в кончиках пальцев, захотелось выплюнуть все, что было у меня во рту, прямо в рожу зеленомордому подхалиму. Потому что фарн повернул голову и как-то пугающе-оценивающе уставился на меня:

— Проблемы с дисциплиной, говоришь?.. — протянул он, непонятно к кому обращаясь. Но его следующая фраза однозначно была адресована мне и звучала как приговор: — Детка, из-за тебя отчислили моего друга… — сообщил этот тип мне таким тоном, каким тигр, наверное, сообщает бифштексу, что он им сейчас пообедает. — А ведь Молошу оставался последний курс перед дипломом… Но теперь из-за тебя он никогда не получит диплом… И не найдет себе хорошую работу… Потому что его из-за какой-то шлюшки внесли в черный список по дисциплине!

Мне бы испугаться и прикусить язык, чтобы не найти себе еще бо̀льшие проблемы. Но нет же!.. Вот теперь я проглотила то, что было во рту, и, не зная, за что отчислили приятеля фарна, отрезала самым обтекаемым образом, каким смогла:

— А я на изнасилование и избиение не напрашивалась! Поэтому моей вины в произошедшем нет! А если ты позабыл, то в конституции Альянса есть статья за сознательный навет и ложные обвинения. И кстати, за оскорбление статья тоже имеется!

В помещении столовой теперь стояла такая тишина, что было слышно чье-то неровное, прерывистое дыхание. От этого безмолвия душа пыталась сжаться в горошину и спрятаться где-нибудь под столом. Вот только я не могла себе этого позволить.

— Ах, вот как ты заговорила! — прошипел мне опомнившийся фарн, подражая речи яоху. А потом как рявкнет на всю академию: — А ну-ка, встать, когда с тобой разговаривает старший!..

Я дернулась. Но вместо того, чтобы подчиниться, упрямо поднесла к губам стакан с напитком. Это столовая, а не плац!..

И вдруг в мертвой, насмерть перепуганной тишине прозвучал как гром среди ясного неба ровный голос декана Дайренна:

— Что здесь происходит?

Теперь вскочили все. Включая наглого фарна, не дававшего мне поесть. И на этот раз мне пришлось нехотя поставить на стол почти полный стакан и встать вместе со всеми.

Дайренн медленно прошел вдоль столов и остановился аккурат напротив меня и фарна. Я поморщилась про себя: чуйка у него, что ли?.. Вот как он узнал?..

— Ефрейтор Гтерш?.. — посмотрел килл на моего оппонента.

Тот вытянулся еще больше и отчеканил, глядя в пространство перед собой:

— Мне доложили, командор Дайренн, что у рядового Гусевой проблемы с дисциплиной. И я решил проверить это лично, тем более что подвернулась такая возможность.

— И?.. — слегка изогнулась смоляная бровь декана.