Книга Вернись, я все прощу. Дракон передумал разводиться, страница 64 – Таня Драго

Он помолчал, глядя в огонь.

— Но сейчас тебе необходимо знать. После того, что произошло с отцом…

Я опустилась в кресло напротив, чувствуя, как подкашиваются ноги. Сердце билось так громко, что, казалось, заглушало шум дождя. В груди разливалось ощущение, которое я не могла назвать. Не боль — хуже. Пустота. Словно вся моя жизнь была построена на лжи, а теперь фундамент рухнул, и я не знала, что делать с обломками.

— Значит, все знали, кроме меня? — прошептала. — Вся семья?

— Только близкие. Мне дядя рассказал, когда мне исполнилось шестнадцать. Остальные, вероятно, догадывались. Тут сложно не догадаться, знаешь.

Шестнадцать. Тогда Илиран стал другим — более серьёзным, более осторожным в словах. Я думала, это просто взросление. А на самом деле он узнал правду о своей матери и начал скрывать её.

Илиран пересел ко мне, взял мои руки в свои тёплые ладони. Руки у него были сильные, надёжные — как у отца в молодости. Но в отличие от отца, он не врал мне. Просто молчал.

— Мне жаль, что ты узнала только сейчас, — сказал он, и в голосе его слышалась настоящая боль. — Мне жаль, что узнала именно так.

— Зачем ты молчал, сынок? — спросила, и голос мой дрожал.

— Да, звучит нелепо, — ответил он тихо. — Каждый день я видел, как ты винишь себя за мелочи. Как извиняешься за то, что не можешь контролировать. Но не мог ничего сказать. Дядя Вериан заставил меня поклясться.

— А твой отец? — спросила, хотя уже знала ответ. — Он тоже знал?

— Нет, не знал. Вернее, не хотел видеть.

Дождь за окном усилился.

Где-то далеко прокатился гром, и я невольно вздрогнула. В детстве я боялась грозы, а Анмир всегда смеялся над этим страхом. “Ну что ты как маленькая”, — говорил он.

— Мама, — Илиран сжал мои руки сильнее, — я знаю, как это звучит. Знаю, что ты чувствуешь себя преданной. Но мы правда хотели защитить тебя.

— Защитить? — я подняла на него глаза, и он отшатнулся от того, что увидел в них. — Я имела право знать, кто я такая. Имела право выбирать — отдавать свой дар или нет. А вы решили за меня.

— Но если бы ты знала…

— Что? Что бы я сделала? — голос мой становился громче, и я пыталась успокоиться. Гнев был опасен теперь. — Может быть, я бы не вышла замуж за твоего отца. Может быть, выбрала бы другую жизнь. Может быть, научилась бы контролировать свой дар, использовать его по своему желанию, а не слепо раздавать направо и налево!

Илиран молчал, и я видела, что ему больно. Но и мне было больно. Вся жизнь — ложь. Весь брак — обман. Я отдавала Анмиру не просто любовь — я отдавала ему часть души, а он даже не считал нужным сказать спасибо.

— Знаешь, что хуже всего? — сказала я тише. — Не то, что вы молчали. А то, что ваше молчание не защитило меня. Я всё равно чувствовала себя неполноценной. Всё равно винила себя за каждую неудачу. Ваша “защита” не работала, Илиран. Она только делала всё хуже.

Он опустил голову.

— Прости, мама, — прошептал он. — Прости нас всех.

И я поняла, что не могу злиться на него. Он был ребёнком, когда узнал правду. Ребёнком, связанным клятвой взрослому дяде. Ребёнком, который пытался защитить мать единственным доступным ему способом — молчанием.

Я сидела неподвижно, пытаясь переварить услышанное. В камине потрескивали угли, дождь за окном не утихал, а внутри меня словно разверзлась бездна.