Книга Метка Вечных, страница 30 – Валентина Зайцева

Как пластырь, да?

Прямо как пластырь.

Я просунула край щипцов пинцета под кожу, нащупала границу разреза, и меня снова чуть не вырвало. Желудок снова сжался, во рту пересохло. Прошло несколько минут, в течение которых я лишь судорожно дышала, пытаясь заставить себя продолжить. Всего один рывок. Один рывок — и всё закончится. Потом перевяжу, выпью обезболивающего, и можно будет наконец рухнуть на диван.

Раз.

Два.

Следующее, что я помню, — я лежу на полу на спине и смотрю в потолок, на жёлтые разводы от старой протечки. Рука горела, словно в аду, словно её окунули в расплавленный металл. Что случилось? Я собралась досчитать до трёх, а потом оказалась здесь, на холодном линолеуме, и понятия не имею, сколько времени прошло.

Подняв руку, я увидела на запястье кровавое месиво, с которого алая жидкость стекала на локоть и на пол, образуя липкую лужицу. Багровое кольцо размером с пятирублёвую монету — а татуировки на нём уже не было. Только сырая, кровоточащая плоть, от вида которой снова подступила тошнота.

Выходит, я всё-таки сорвала её и, что ж, отключилась, как подобает настоящему герою. Что ж, ладно, готова смириться с этим без ущерба для своей гордости. Большинство людей не занимаются удалением тату на дому посреди ночи с помощью монтажного ножа и медицинского пинцета. Я уперлась здоровой рукой в столешницу, чтобы подняться, и едва не поскользнулась на собственной крови.

Первым делом — промыть рану и убедиться, что проклятый чёрный знак не остался под кровью. На этот раз, когда холодная вода коснулась кожи, я зажмурилась и громко выругалась, молотя другой рукой по столу, чтобы отвлечься от жгучей, пожирающей боли. Матерные слова вылетали изо рта сами собой, я даже не контролировала, что говорю.

Наконец, когда зрение перестало плыть и чёрные точки перед глазами рассеялись, я посмотрела на руку. Сквозь проступающую сукровицу я разглядела красную, воспалённую плоть, и, слава богу, ни следа чёрной краски. Никаких намёков на проклятый символ. Только открытая рана, которая будет болеть ещё неделю, как минимум.

Бинт, которым я обмотала рану, мгновенно пропитался красным. Рана сочилась, и это будет продолжаться ещё некоторое время. Придётся ухаживать за ней, как за серьёзным ожогом — мазь с антибиотиком, регулярные перевязки, таблетки от воспаления. Может, останется шрам, хотя мне было на это плевать. Сегодня я стреляла в человека в полных латах, и за мной гнался оживший мертвец. Шрам в моём личном списке забот на сегодняшнюю ночь занимал примерно последнее место, где-то после вопроса, не забыла ли я выключить утюг.

Итак. Готово. Этой штуки больше нет.

Я нашла на полу тот самый лоскуток кожи, что отвалился, когда я была без сознания, затем сунула его в измельчитель и включила его. Механизм заработал с привычным грохотом, перемалывая всё в кашу. Получайте, тварь поганая! Пусть теперь попробуют меня выследить.

Самое время выпить? На часах три ночи. А я только что сделала себе операцию на кухне. Побрела к холодильнику, открыла его, ощущая, как по лицу снова катятся непрошеные слёзы… и тут мои глаза упали на правое запястье.

В голове пронеслось лишь одно слово, короткое, из четырёх букв, которое я проорала так громко, что точно разбудила всех соседей в подъезде. Но мне было всё равно. Пусть хоть участкового вызывают.