Книга Обелиск, страница 35 – Полин Герц

– Дорогая, сейчас не лучшее время обсуждать эту тему, – тихо и терпеливо выговорила она, надеясь, что ответа будет достаточно. – Я приеду утром, тогда и поговорим, если захочешь. Хотя, говорить особо не о чем.

– Я всегда узнаю обо всем последней! А ведь я, вроде бы, твоя лучшая и единственная подруга! Или ты уже променяла меня на задрота и алкаша? – пока Элизабет нечеловеческим усилием воли подавляла желание прикончить Боуз, та все никак не унималась. – Я же волнуюсь, Эл!

Трубку захотелось бросить – отшвырнуть в дальний угол, растоптать и поджечь. Но еще сильнее тянуло на крик. Без оглядки вылить сотню грязных ругательств, соединив их друг с другом предлогами, добавив междометий, сопровождая глухими пинками и яростными ударами по всему, что попадётся под руку. Живи внутри море, сейчас бы оно встречало шторм, выходило из берегов, снося и круша все на пути, билось об острые скалы и тянулось к небу, стремясь затопить и его.

Лучшая и единственная какого-то черта не волновалась, а злилась. Не успокаивала, а упрекала. Не поддерживала, а угнетала. Неужели рыжая душа наивна настолько, что даже не подозревала о головной боли, что никак не стихала, не ощущала, как бешено колотилось сердце, не понимала, насколько силен и прожорлив страх, приходящий с наступлением темноты? Их разделяла пропасть, и от этого хотелось надрываться до хрипоты, пока в горле не пересохнет, а в ушах не зазвенит.

Хотелось тараном и криком пробить ворота в мир сладкой ваты и розового шампанского. Разнести в щепки карамельный пузырь и показать Рейчел другие – пустые, темные, безжизненные, лишенные смысла и надежды вселенные.

– Да-да, милая, прости, – но каждое из сотни злых обвиняющих слов так и осталось на ее языке. Вместо них Рейчел услышала другие. Мягкие, нежные, спокойные. – Заходи утром, хорошо?

Пусть плюшевый рыжий мир продолжает спокойно жить. Пусть его беспечная хозяйка спит крепко, не боясь страшных монстров под кроватью. Она заберет их всех в свою пустую 2В.

– У меня семинар с семи до десяти, – деловито начала перечислять Рейч. – Потом в магазин. Значит, буду в одиннадцать. И только попробуй мне не открыть!

– Клянусь сидеть под дверью и ждать твоего прихода, – Стоун выдавила улыбку и вдохнула, смирившись с безвозвратно утерянным сном. – А сейчас я иду спать. На меня напали, помнишь? Мне нужен отдых.

– Черт, а ведь и правда уже поздно, – кудряшка охнула и, судя по звонкому шлепку, нещадно стукнула себе по лбу. – Я дуреха, прости меня. Целую, отбой.

– Отбой-отбой. До завтра, – Элизабет аккуратно отложила трубку и огляделась в темноте.

Дожидаться утра было бессмысленно – без пробок вернуться в город удастся за пару часов. Стараясь не потревожить сопящего паренька, торопливо собрала вещи, устало потирая глаза. Планшет, телефон, распечатанные несколькими часами назад документы. Смотреть на выписки со счетов, аттестаты и налоговые декларации Роберта Морса совершенно не хотелось, но даже в кромешной темноте они опасно светились, напоминали о себе, требовали внимания и решений. Борясь с желанием оставить чертовы бумаги здесь, забыв об их существовании, она засунула ненавистную папку в сумку. Она не сможет забыть.

Не сможет забыть холод голубых глаз, в которых отражались уличные фонари, когда они медленно брели по городу, тихо обсуждая самые важные на свете пустяки. Не сможет забыть ледяное спокойствие голоса, раз за разом вытаскивавшего ее из отчаянья. Не сможет забыть едва уловимую улыбку тонких губ, когда с них срывалось ее имя. И запах леса и моря забыть тоже вряд ли получится.