Книга Обелиск, страница 38 – Полин Герц

«Дожили. Скоро буду стоять на каком-нибудь углу, как безумные бездомные, и орать в толпу что-то про скорый конец света», – подумала она, сворачивая на Грин-стрит. Внутренний монолог постепенно успокоил воспаленный разум. Корнем всех проблем было решено объявить урода Ройса и шесть швов на виске.

Знакомые дома приветствовали темными окнами – улица еще спала, не обращая внимания на шорох потрепанных шин по асфальту. Да, Грин-стрит спокойно дремала, но та, что жила в квартире 2В дома 118, свой сон потеряла. Авария на подстанции лишила не только света, но и покоя – ночи превратилась в жалкие темные куски, наполненные то метаниями в холодной постели, то дикими кошмарами, то обреченным наблюдением за бездушной стрелкой в гостиной. Сейчас она крепко сжимала руль, но чувствовала себя лишь пассажиром, вынужденным молчаливо смотреть, как собственная жизнь несется по пустому шоссе непонятно куда.

К черту. Хватит.

Просунув маленький ключик от машины и аккуратно сложенный полтинник в щелку под дверь 3А, она тихо спустилась к себе и, поставив будильник на десять, заползла в кровать. Как говорил мистер Боуз, в далеком детстве укладывая их с Рейчел по вечерам: «Сон – это лучшее лекарство от бодрствующих бед». Маленькой Элизабет слова казались невероятно мудрыми, а потому она всегда с готовностью закрывала глаза, стоило часам пробить отбой. Уже потом она узнала, что свой лучший аргумент старик позаимствовал у великого Сервантеса, но привычку отправляться в кровать после тяжелых потрясений все же сохранила.

Для начала нужно было выспаться. Просто закрыть глаза и перевернуть страницу, оставляя за спиной каждый темный февральский вечер, обернувшийся страшной сказкой. Одной из тех, в которых главный герой не побеждает тролля, а понуро возвращается в свою деревню под насмешливое улюлюканье толпы беззубых крестьян. Из тех, где принцесса покрывается коркой плесени, так и не дождавшись суженого.

С нее довольно.

Захлопнув дверь и надев для пущей убедительности плотную маску, она завернулась в холодное одеяло.

Беспокойный сон пришел быстро, накрыл серыми перьями, и под закрытыми веками начали блуждать дрожащие образы, словно лошадки на давно забытой карусели. Золото с их грив давно осыпалось, краска в глазах выцвела, а сильные спины покрыла уродливая сетка трещин.

Вот мимо проплывает Молот – парнишка улыбается приветливо и открыто, отхлебывает холодное пиво и звонко смеется, повествуя о своих славных приключениях. Вот Рейчел с горящими глазами рассказывает о новом профессоре на кафедре. Вот Мастерс, вальяжно развалившись на маленькой красной коняшке, перебирает струны, напевая шуточную песенку про стерву-что-живет-этажом-ниже, а сидящий рядом Фил воодушевленно цитирует своего мертвого идола. Карусель продолжает кружиться под монотонное бренчание, и вот уже Уиллис устало качает головой, правя чьи-то бездарные тексты. Вот урод Ройс самодовольно меняет огромные объективы на своей камере, то ли компенсируя, то ли хвастаясь. В зубах у него сверкает опасная сталь.

А вот и он. Сосед из 4В молча стоит на вращающейся платформе, подпирая острым плечом спиральный поручень. И рядом с ним, не деревянный, не живой, пуская пар из широких ноздрей, нетерпеливо бьет копытом конь бледный.

Шарманка продолжала заунывно играть, но карусель постепенно растворялась, оставляя за собой густой туман, который накрыл с головой. И она погрузилась еще глубже, туда, где уже нет снов. Только безумное лицо и дрожащий палец на курке. Но таким мисс Стоун уже не удивить.