Книга Пари на дракона. Поцелуй навылет, страница 29 – Анастасия Милованова

— Э-э-э… — мямлю я, чувствуя, как краснеют щёки.

И тут же оторопело замираю, когда слышу из глубины комнаты знакомый мне голос:

— Рейв, ты идёшь, милый?

Видимо, шок и непонимание проступают на лице, потому что Рейв тут же поднимает руки и проговаривает:

— Это не то, что ты подумала!

Но вместо ответа, я просто разворачиваюсь и припускаю по коридору. Обратно к башне. Зачем вообще приходила? Надо было достать жетон и изливать душу бабуленьке.

А Рейв… Он имеет полное право быть с тем, с кем хочет.

Рейвард Греаз

— Потрудись объяснить: что это было?

Отец, омыв руки и прихватив полотенце, возвращается из ванной в спальню — небольшую, но уютную комнату со светло-зелёными стенами, отделанными плашками из дуба. Большая кровать, вместительные шкафы для одежды и учебников, рабочий стол и пара стульев. Несмотря на моё высокородное происхождение, спальня у меня ничем не отличается от комнат других адептов. В Илларии разве что только к принцу особенное отношение. Да и то не всегда.

В каждом движении отца чувствуется раздражение. Он тщательно вытирает пальцы, смотря на меня со смесью разочарования и недовольства.

— О чём ты?

Я сижу за рабочим столом и стараюсь ни одним мускулом не выдать, в каком напряжении нахожусь.

Каждый, буквально каждый разговор с папой — для меня пытка. Мне всё время кажется, что я делаю что-то не так. Что не достоин носить нашу фамилию. Это выматывает. Настолько, что после его визитов мне хочется нырнуть под воду и не всплывать.

— О твоём амулете, который так опрометчиво подарил альве. — Чёрные, так не похожие на мои, глаза давят, заставляя отвести взгляд и склонить голову.

Я не похож на папу. Ни внешне, ни внутренне. Весь в мать, и в устах отца это звучит как ругательство. То ли дело Ультар. Погибший брат был его копией во всём: в жёстком, бескомпромиссном характере и уникальной, ещё большей, чем у меня, силы дара.

Но Ультара больше нет, и теперь я единственный наследник рода Греаз. Поэтому отец лепит из меня своё подобие. И мне проще пытаться соответствовать, чем грести поперёк. В конце концов, я несу ответственность за маму и сестру.

— Он ей нужен. — Демонстративно спокойно пожимаю плечами и нахожу в себе силы поднять взгляд. — Разве мы не должны защищать наших гостей?

— Своим поступком ты привлёк к ней ненужное внимание. Если так хочешь защитить своих подружек, действуй более обдуманно, — наставительно цедит папа. — А ещё лучше — вообще не заводи фавориток.

— Она не фаворитка, — вспыхиваю я и тут же злюсь на себя.

Опускаю голову, обхватывая её руками. Проявление эмоций для отца — самая страшная ошибка, и она непростительна.

— Да? — В голосе папы скользит ирония. — И кто же тогда?

— Друг.

Я отвечаю всего лишь с секундной заминкой, но от отца не укрывается и меньшее. А уж когда он расправляет ментальные сети, пытаться скрыть хоть что-то совершенно бесполезно.

— Себе-то не ври, сын, — с внезапной грустью произносит он, заставляя меня в неверии вскинуть голову. — Я же вижу, что эта девушка вызывает в тебе сотни эмоций, и ни одна из них не похожа на простую дружбу. Ты влюблён, сын.

Не спрашивает — утверждает. Мне не остаётся ничего другого, как признать этот факт.

— Наверное.

— И тебе придётся об этом забыть, — выдыхает отец, приближаясь и седлая запасной стул.