Книга Там, где нас нет, страница 262 – Альвин Де Лорени

— Ну вот, идём мы с оме этим, значит, мимо лотка, — Ханс, низко нагнувшись над столом, начал помогать своему рассказу руками, — и вдруг, будто толкнул меня кто, по затылку. Я обернулся, а сзади за нами идут трое: Чёрный человек — говорят. И в оме этого пальцами тычут! Меня увидели — и врассыпную! Тут-то меня и прòняло — оме-то этот Чёрный человек и есть!

— О-о! — выдохнула подвыпившая компания.

Молодой омега с белым фартучком на поясе, разносивший кружки с пивом, остановился около стола послушать о чём говорят стражники.

Герборт заметил его и с размаху хлопнул по мелкой заднице, провожая дальше:

— А ты, что встал. Пива неси!

— Точно! Он это! — высказался потерявший осторожность Эрик после того, как омега ушёл, — я вот дежурил сегодня в подвале. Там этого приволокли сегодня — душегуба безрукого. Уж как он орал! Как орал! Демон, говорит, кости-то у него из рук вынул, и из ног тоже вынул, это чтобы он не убежал, значица. А демон-то этот, душегуб орёт, и есть Чёрный человек. Вот!

— Так выходит, оме-то, с которым я сегодня… Демон? — ужаснулся Ханс.

— Так и выходит, только об этом — никому! — Эрик поводил перед носами порядком уже пьяных стражников пальцем.

Настроение выпивать пропало. Ханс расплатился с кабатчиком и компания молча потянулась на выход в метельную ночь.

Ют обнял озябшими руками Сиджи. Их не кормили уже несколько дней и Сиджи ослаб от голода и постоянно мёрз. Господин не шёл. Но сказано: «Господин твой любит тебя, а служение Ему есть высшая честь и высшее наслаждение. Если Господин твой повелел лежать молча, то ты должен исполнить желание его. И тебя не должно быть видно и слышно.»

Ют в полубезумии шептал в ухо Сиджи:

— Чтобы служить верно и правильно — следует очистить чувства и желания и научиться управлять ими. И коль скажет Господин — «это нельзя», то, как бы ни было это желанно тебе — укроти возжелание твоё.

Сиджи изредка согласно качал головой и шептал в ответ:

— Опечалить Господина — грех. Страшный грех. Стыдно, Ют. А я не хочу опечалить Господина нашего… Обними меня покрепче, холодно.

Сиджи тыкался холодным носиком на исхудавшем лице в шею Юта и шептал в полузабытьи:

— Нам повезло, Ют, выбрали нас среди многих. Обратили на нас лицо своё. И ныне обрели мы смысл и свет жизни своей. Дана нам честь. Высшая честь, что может быть дана сынам человеческим — честь служения.

Сиджи забывался тревожным беспокойным сном. Стонал и стонами будил тоже дремавшего Юта.

— Господин нуждается в нас… Лик господина можно увидеть, голос его — услышать. И заслужить высшее счастье — его благоволение…

Однажды, ненадолго очнувшись от морока, Сиджи прошептал в ухо Юта:

— Братик, Чёрный человек… Заберёт нас… И всё кончится. Всё…

На вопросы Юта Сиджи не ответил — забылся от слабости.

Ют, подползая на руках к краю топчана — ног не было, на котором они лежали с Сиджи, брал кувшинчик с узким носиком и осторожно, приподняв голову, поил Сиджи, также осторожно, стараясь не пролить ни капли, пил сам. Немного, по два глотка ему и Сиджи — воды было мало.

Потом приникал к безрукому и безногому телу Сиджи и омеги пытались согреться в тёмном пустом подвале, укрывшись ветхим тряпьём.

Помощник Господина давно уже не приходил. Кормить несчастных было некому.

Впав в полуобморочное состояние от голода и холода, омеги не видели и не слышали, как в дом ворвались стражники и начали обыскивать его. Распахнули дверь в стылый подвал. И, наверное, их никто бы не увидел — Ют закопал их в грязные тряпки с головой, если бы один из стражников, проходивших мимо топчана, не решил проверить — нет ли там чего. Откинув тряпьё он увидел лежащих без движения бледно-прозрачных от голода омег.