Книга Там, где нас нет, страница 6 – Альвин Де Лорени

Я подхватил скрюченными пальцами правой руки деревянное ведро, в котором Мауль носил воду, и махнул им по голове Бауха, бросившегося на меня. Ведро разлетелось, полетели щепки. Баух схватился на левое ухо и присел, подвывая.

Осклизываясь на мокром полу, наступив на Мауля, я рванул к двери. Выскочил из камеры, уцепился обеими искалеченными руками за ручку двери и что есть силы потянул её за собой. Немазанные петли завизжали, дверь захлопнулась, основанием левой ладони я толкал засов в паз. Кое-как засов вошёл на пару сантиметров, дверь уже было не открыть.

«Пока в организме плещется адреналин надо бежать, сколько смогу, но хоть сдохну на свободе, фашисты проклятые, живым не дамся, ещё вас, тварей с собой утяну как можно больше».

Уцепив правой рукой здоровенное кольцо с ключами, торчавшими в замке (вот идиоты, кто так ключи оставляет!), я шкандыбая и корчась от боли в заднице, оставляя за собой дорожку из крови, со всей возможной скоростью двигался по коридору моей тюрьмы.

«Ойся, ты ойся, ты меня не бойся, я тебя не трòну, ты не беспокойся — русские не сдаются!»

Поворот.

Выглянул на мгновение — никого.

В конце коридора видна дверь, открытая на улицу.

Солнце.

Лучи полуденного солнца ярко освещали мощёный камнем двор, каменный колодец с продёрнутой через металлический блок верёвкой, коновязь справа от него.

Я остановился, стараясь перетерпеть вновь проявившуюся боль, привалился боком к стене, закрыл рот кистью левой руки в попытках сдержать кашель. Знобило. Тело вновь колотило в приступе кашля. От потери крови кружилась голова. Ноги стали предательски дрожать.

«Нет, нет, кашлять нельзя. Если упаду — больше не встану.»

Прислушался. Во дворе моей тюрьмы шелестел ветерок в листьях стоявших где-то недалеко деревьев, пересвистывались птицы. Издалека, на самой грани слышимости, прилетел петушиный крик.

«Идиллия, блядь».

Тишина. Закрытых мной в камере придурков пока никто не хватился…

Сзади, в коридоре, откуда тянулась дорожка моей крови, послышался крик и стук кулаков и пинков в дверь запертой мною камеры.

«Очухались, уроды!».

Кольцо с ключами от камер звякнуло на руке. Ладонью левой руки втиснул самый большой ключ из висевших на кольце между скрюченных пальцев правой руки, ушко ключа упер в ладонь той же руки. Получилось хоть какое-то оружие — если ткнуть в лицо таким ключом, может быть отвлечёт.

Оттолкнувшись от стены, вытирая кулаком заслюнявленный рот, подался вперед, на выход.

Мне не хватило буквально двух шагов чтобы вырваться наружу.

Здоровенный мужик, одетый в серую хламиду, закрыл собой дверной проём и сделал шаг в коридор тюрьмы.

Я едва доставал ему до груди.

«Да что ж такое-то! Ты ещё откуда взялся!»

Собрав последние силы, я завизжал и кинулся на мужика, целясь зажатым в руке ключом в его лицо.

Мужик ловко извернулся, отбил мою руку с ключами своей левой, а правой схватил меня за горло и, приподняв над полом на уровень своего лица, прижал к стене коридора.

Несильно ударив несколько раз мою изуродованную кисть об стену, выбил ключи и прижал мою многострадальную руку к стене.

Его руки были гораздо длиннее и дотянуться своими руками до его лица я не мог. Левой рукой я что есть силы бил по его руке державшей меня за горло. В голове билась только одна мысль: нанести мужику такой ущерб, чтобы он меня убил. Воздуха мне не хватало и с отвращением я почувствовал, что по ногам опять течёт.