Книга Там, где нас нет, страница 4 – Альвин Де Лорени

Стало быть, ползём туда. Знобит… Прямо колотит от озноба. Видимо температура высокая… Неудивительно — я в шаге от септического шока.

Кое-как, перебирая ногами и руками по каменному полу, добрался до нар. Сил забраться уже не хватило. Раздирая на груди подсохшую рану, затянул тело животом на нары, уцепился за тряпку, накинул её на спину, а ноги оставил на полу, осторожно повернул голову вправо и лёг щекой на нары. Так, в позе раком, силы меня покинули.

Забытьё. Мысли, тяжёлые как камни, ворочались в голове.

«Что это за место? Камера? Меня посадили? Стены из камня, дверь деревянная. Где это может быть? Точно не у нас.»

«А где это — у нас?»

Тело чуть набралось сил, удалось пошевелить головой, повернув её к левому плечу. Из окошечка под потолком чуть тянет тёплый сквознячок. Разгоняет смрад испражнений, мочи, сладковатый запах свернувшейся крови, прокисшую вонь немытого тела. В правом от двери углу стоит деревянное ведро с верёвочной ручкой. «Параша…» — констатирую я безразлично.

Разглядываю стену камеры слева от меня. Сплошной камень. А это что? В стену на высоте около 2 метров вделаны металлические кольца. И расстояние между кольцами больше метра. Карцер? Буйных привязывают? Не-е. Слишком высоко.

Будто ветерок прошёл по коже головы под волосами, уши чуть дёрнулись назад.

«Wer bist du?» — чуть слышно отдалось в голове.

За дверью слышны тяжёлые шаги. Заскрежетал ключ в замке, дёрнулся засов, дверь, завизжав на петлях, открылась внутрь камеры.

Заходят двое, в чёрных шаперòнах, в серых куртках до середины бедра и штанах, на ногах короткие сапоги. Оба низенькие, толстые. Рукава засучены до локтей, большие пальцы толстых коротких рук засунуты за пояс. У обоих низкие покатые лбы, волосатые ноздри вывернуты, видать в них глубоко, лица жаждущие.

Один из них, толстогубый, с размаху толкнул меня ногой. Промежность взорвалась дикой болью. Тело слетело с нар. Присохшая к нарам рана на груди снова закровоточила. Голова мотнулась и с глухим стуком ударилась о нары. Тряпка, которой накрывался, сползла на пол.

— Ah, du kniest nieder, Schlampe!^[1]— толстогубый, нагнувшись, схватил меня за волосы. Смрад никогда нечищенного рта и полусгнивших зубов достиг моего носа.

— Heute einen blasen. Ohne Zähne einen guten schwanz lutschen^[2].

Сука! Это ж вроде, по-немецки!

Оттолкнув от себя мою голову, он принялся развязывать завязки своих штанов. Приспустив штаны, он уселся на нары, снова схватил меня за волосы левой рукой и потянул мою голову к промежности. Вонь немытого тела, никогда, похоже, не подтиравшейся задницы, снова накрыла меня. Вцепившись левой рукой в мои космы, толстогубый сунул мне в рот пальцы правой руки, и, не обращая внимания, на потёкшую из лопнувших губ, кровь, развёл губы вверх и вниз, открывая, таким образом, рот.

Тварь! Тварь! Тварь! Только сунь, сразу откушу!

Но этот сучонок, похоже, подозревал о такой возможности, поэтому между разведёнными губами моего рта быстро пристроил свой вялый смердящий отросток. Передних зубов у меня не было, поэтому пока я ему сделать ничего не мог. Из раскрытого рта потянулась струйка слюны.

Второй урод, схватив меня за бёдра, приподнял и поставил на колени. Затем, сунув колено в промежность, дёрнул ногой, раздвигая бёдра.

Я задохнулся от боли, замычал, зажмурил единственный работающий глаз и упёрся руками в бёдра толстогубого.