Книга Там, где нас нет, страница 666 – Альвин Де Лорени

— … так вот. У рыцаря есть оме сердца. Это такой оме, которого он любит, которому поклоняется, но не спит с ним… и… Вот оме Лисбет… Он есть. Но дотрòнуться до него — разрушить то… вот это… такое всё… просто нельзя. Он, Лисбет, внутри меня и разрушить очарование оме Лисбета означает разрушить и себя в том числе… И очарование сразу пропадёт. И ты сам себя будешь казнить за это разрушение. Он оме сердца… Мой оме сердца… А Гризелд… Мне просто хочется его поцеловать… эти его губки розовые… Наверное, если продолжить ту же аналогию, он для меня оме тела… и, потом, сам видишь, — я отпустил руку удерживавшую в кармане член и в моей промежности снова встопорщилась палатка ткани.

— О! — Эльфи очаровательно округлил губки, изумлённо разглядывая феномен, — А может быть я мог бы вам помочь, оме? Я и целоваться умею, и ещё другое тоже… — щёчки омеги заалели, — и разрушения очарования не боюсь… А? Оме?

— Тебе, Слуга мой Личный, сейчас не о сексе надо думать, а о ребёнке. Разрушитель ты наш, — хмыкнул я, повернулся, чмокнул омегу в висок и задрал голову вверх, в небо.

Высказавшись о Лисбете ничего нового я для Эльфи не открыл. Да, я так чувствую. Вот только… Именно такие чувства, какие вызвал во мне Лисбет, я вызываю у Эльфи — он мой истинный и по другому быть не может. А я его не люблю, ну, в сексуальном смысле., нет, не так… Эльфи очень симпатичен, красив даже (да и без даже тоже), им можно любоваться, но я не могу его трахать — а именно этого он и хочет от меня, не потому, что не смогу — очень даже смогу, а потому, что боюсь себя… Вернее демона в себе. Как с Дитричем — раз! И тварь вырвалась на свободу.

Эльфи готов жертвовать собой, готов жертвовать и ребёнком, но…

Я не готов принять эту жертву.

Эльфи, с которым так много мы пережили вместе — это мой ребёнок, один из…

Как-то так, наверное…

Эльфи улыбаясь, так и шёл в ногу со мной, удерживаясь за мою руку. Вошли в неширокую тенистую улицу, ведущую вверх от моря. Деревья, высаженные вдоль самых домов, так переплетались ветвями, что густая тень, изредка пробиваемая яростными лучами Эллы, погрузила нас в благословенную прохладу.

Раскрашенная в разные цвета калитка (в глаза мне бросился значок Службы очистки — уже хорошо), приветливо скрипнув, пропустила нас в тенистый дворик, заставленный столиками, укрытыми белыми скатертями, свисавшими почти до земли. Начиналась сиеста и в кафе был занят только один столик. Там сидел миловидный оме, с длинными тёмно-русыми волосами с ребёнком мальчиком-альфой лет трёх на коленях.

Оме благожелательно улыбнулся мне, кивнул головой и, что-то рассказывая малышу, продолжил его кормить с ложечки каким-то пирожным в песочной корзиночке, и сам, манерно оттопырив мизинец, отпивал из чашки чай.

Подскочившие к нам официанты, один омега, а второй альфа, оба молоденькие мальчики, быстро сдвинули припасённые на такой случай квадратные столики, застелили белыми скатертями с такой же белой вышивкой, поставили стульчики с высокими спинками и мы расселись — во главе стола я с Веником на руках, справа от меня Сиджи и Ют, слева Эльфи и Аделька.

Принесли креманки с мороженым, вазочку шоколадных эклеров, чайнички с ароматным травяным чаем.

— Так, — начал я, — послушайте все, что вам скажет ваш оме.

На меня воззрились четыре пары разноцветных глаз — Веник был занят вознёй с завязками рубашки на моей груди и на меня не смотрел.