Книга Герцогиня Облачного Города, страница 72 – Морвейн Ветер

– Я не занимаюсь подготовкой документов, – возразил тот.

– Кому-то придётся. Со временем я подыщу на эту должность другое лицо.

И такое лицо действительно нашлось.

Керве больше не мог выполнять обязанности личного слуги: для него это было столь же неприемлемо, сколько и для Эжена, который теперь наконец понял, что к чему. Керве пытался уехать, но Эжен пригрозил, что раскроет Калли его связь с Академией Искусств, и скрипя зубами, тот согласился принять новую должность – благо архаичными иероглифами он владел достаточно хорошо.

– Это временно, – сказал Эжен, – пока Калли не составит свой свод правил. Скорее всего, в него войдёт и правило о том, что документацию надо писать на понятном всем языке.

Помощником его и представителем Остеррайха в этом вопросе был назначен Клод, который некоторое время противился, говоря, что в столице его ждёт разъезд, но в конце концов сдался, когда Эжен подарил ему молоденького арабского жеребца и посоветовал перевести всю конюшню сюда.

Как только полномочия вернулись к Дочери Звезды, та распорядилась, как и хотел её супруг, перестроить под нужды герцогской четы южное крыло.

Окна новой спальни выходили на центральную площадь окружавшую Источник, и горячие брызги иногда залетали на балкон. По обе стороны от спальни расположились два кабинета – для каждого из двух супругов. А потайная лестница из спальни вела прямиком в пещеру с горячим бассейном.

– Правила нужно иногда нарушать, – заметил относительно этого Эжен, который сам создавал проект и подбирал интерьер. Калли в этих вопросах была искушена не слишком хорошо: она не могла отличить персидского шёлка от синайского, а венецианское зеркало – от римского.

Серия казней, первыми жертвами которых стали Даг Юнас и Каген Сид, а следующими – их подручные – давно отбушевала и забылась. Трупы перестали раскачиваться на виселицах, и над Облачным городом засияли лучи первого майского солнца.

– Что это? – спросила Калли, целуя мужа за ухом и зарываясь пальцами в его чёрные кудри.

– Это мой набор правил. Я ведь могу их написать?

– Для меня? – Калли подняла брови и попыталась заглянуть ему через плечо.

– Нет, – Эжен хмыкнул и, выбравшись из-за стола, извернулся, так чтобы можно было её обнять, – это будут правила куртуазного поведения для мужей.

– О! Дай посмотреть! – шаловливые искорки заплясали у Калли в глазах, и она подхватила со стола исписанный до середины листок. – «Поучение тринадцатое, – продекламировала она, – того на брачном ложе опалит подземный огонь, кто сумеет разжечь огонь в супруге своей», – Калли, силясь сдержать улыбку, искоса посмотрела на мужа и продолжила читать. Озвучив несколько подробных описаний того, как именно лучше всего разжигать огонь, она добралась до следующего «поучения» и хмыкнула: "Тот же, кому кажется, что огонь в его доме пылает недостаточно тепло, всегда может прибегнуть к более тонким способам. Так, безусловно, стоит обратиться к древнему искусству пения серенад. В лунную ночь под окном звуки лютни пленят слух самой холодной супруги, а правильно подобранные слова надолго сделают её вашей рабой». Ты никогда не совершал для меня этот обряд!

Эжен хмыкнул.

– Ты слишком быстро стала моей супругой, и в тебе с самого начала пылал огонь.

– Значит, чтобы я услышала звуки этой… се-ре-на-ды… чтобы я услышала, как ты её поёшь, мне надо стать холодной как лёд?

– Я запрещаю! Я – твой супруг, и ты не можешь быть со мной холодной!

– Тогда ты споёшь мне просто так?

– Хорошо, – Эжен легко поцеловал жену, – но для этого ритуала требуется полная майская луна. Тебе придётся немного подождать.

Калли поцеловала его в ответ, руки Эжена скользнули ей на спину, легко лаская, не пытаясь распалить, а просто наслаждаясь близостью любимого тела.

– А я хотела кое-что показать тебе, – сказала Калли через несколько минут, выбираясь из его объятий.

Эжен кивнул, и Калли, взяв его за руку, потянула за собой.

Они вышли в спальню, миновали её и только ступив в собственный кабинет, Калли остановилась.

– Вот, – сказала она, указывая на едва законченную картину, висевшую на стене там, где обычно стоял мольберт.

Эжен молчал.

– Тебе не нравится? – осторожно спросила Калли. – Я ещё не полностью восстановила навык, руки плохо слушаются… Но первой я хотела написать именно её.

– Спасибо, – произнёс Эжен и прижал супругу к груди. А другой Эжен, ещё более аристократичный и утончённый, смотрел на них с портрета тёмно-серыми, как туман над морем, глазами.