Книга Головы с плеч, страница 11 – Зои Хана Микута

– Итак, – прошептала она, слегка шепелявя из-за магии, которая заполнила рот.

Потом она откинула голову назад, капюшон упал, и грива светлых волос задела прибрежные кусты. Каро нанесла на веки черные тени, нарисовала стрелки, а ресницы накрасила красной тушью – да, она любила украшать себя перед охотой, – и из-под этих черных век и алых ресниц она оглядела берег реки и почувствовала, как магия поет в ее молодом, таком молодом теле. Ей всего двадцать один год, и сила еще причиняет ей боль. Но боль ничем не отличается от всего остального. Боль она могла обмануть.

– Какая же сегодня прекрасная ночь.

Год 0089, Зимний Сезон

В живых остается 1104 Святых

Всегда Кэресел и Иккадора. Икке нравилось, как это звучит. Всегда Иккадора и Кэресел…

Девчонки с тонкими руками и ногами, острыми зубами, всегда державшиеся в стороне; другие девочки-сироты, с которыми они делили кров, нагоняли на них скуку, и поэтому они игнорировали остальных. Остальные были вполне милыми, но этих двоих никогда не интересовали милые и приятные люди, и сами они не стремились стать милыми и приятными – эти черты казались им жалкими. Родители обеих умерли во время эпидемии соляной лихорадки, когда девочкам было по шесть лет; обе переступили порог приюта вечером того дня, когда тела сожгли на погребальном костре. Они намеренно отстранились от всех и по своей воле превратились в изгоев.

Только после того, как они поступили в школу и встретили Текку Мур, их стало трое; и эти трое захотели получить больше от жизни и от себя. Вскоре они уже проводили целые дни вместе, а по вечерам, вернувшись в приют, дрожали всем телом в кроватях после болезненных попыток практиковать магию. Но они улыбались и не смогли бы спрятать эти улыбки, даже если бы захотели. Их одноклассницы, все жители их Округа и всех прочих Округов были полными идиотами: они боялись неизбежной боли, которую причиняла магия. Боль была ценой могущества. Но эта цена была такой ничтожной!

Зимнее солнце скрывалось за облаками, дневной свет был тусклым, а это означало, что тени были слабыми, призрачными; и вот юные ведьмы снова очутились в небытии, но на сей раз в небытии было нечем дышать, и Икка с трудом тащила Каро сквозь это безвоздушное пространство.

Они вынырнули в реальный мир около железной печи, стоявшей в углу кухни Муров, рядом с прямоугольником утреннего света, падавшего через окно.

Они привалились друг к другу. Икка оттолкнула Каро. Она всегда отталкивала Каро и всегда притягивала ее ближе. Но только в те мгновения, когда Икка отталкивала подругу, она владела собой, ее руки подчинялись ей, двигались по ее воле. В остальное время они не слушались Икку, ими руководило желание.

В кухне было пусто и очень жарко. За окнами виднелись ветви деревьев, прежде усыпанные лиловыми цветами, но сейчас голые, тающие в красно-золотом пламени. Дым щипал Икке глаза, и она натянула ворот платья на нос; кроме того, после перемещения через тьму ее мутило. Каро под своим черным капюшоном была совсем зеленой, и взмокшие от пота бледно-желтые пряди с черными корнями прилипли ко лбу.

В кухне никого и ничего не было, кроме них двоих и кроме треснутой деревянной кружки, лежавшей на полу в лужице кофе.

И крови.

Крови, растекавшейся по кухонному столу. Крови, забрызгавшей обои с незабудками. По голубым цветам, едва различимым в дыму, стекали багровые струйки. Кровь просочилась в их туфли, пропитала их плащи.