Книга Чертоги солнца, страница 69 – Тата Филатова

От этих её слов я готов был своими же руками вырвать себе сердце, да только это не помогло бы.

– Зачем вы так? Я не хотел этого исхода, – только и смог выдавить я.

– Наши родители состарились на десять лет за один год. Алексей, а потом Анастасия. Осталась лишь Анна. Мы были их А-ангелами.

– Аня! Я не меньше тебя желал ей счастья! Что я мог сделать, если она не хотела даже меня видеть… – Я не знал, как рассказать это пожилой и немощной Ане.

– Тогда скажи же мне, Венселас, или как тебя называть, кто ты или что ты?

Я замер. В её глазах были только огонь и ненависть. Взял со стола нож, выставил руку перед её лицом и провел по запястью. Ничего.

– Нашёл чем удивить. Они не точены.

Медленно подошёл к стене, подпрыгнул и остановился на потолке, словно муха, вверх ногами, прошёл пару шагов и спрыгнул.

– Бродячие цыгане по деревням хаживали и не такое умели.

Ох уж эти Ольховские.

Я прогрыз запястье. Потекла чёрная кровь.

– Вот это устоит? – глухо спросил я.

Аня смотрела на капли, медленно падающие на пол.

– Чёрная, – только и сказала она.

– Я проклят. Я мёртв. Это не кровь, гниль течёт по моим венам.

Аня ахнула и закрыла лицо руками. Я тут же пожалел о сделанном, набрал в колодце ледяной воды, намочил полотенце. На меня с новой силой навалился весь немыслимый груз греха, казалось, само небо обрушилось на меня, и я не мог вынести этой тяжести. Мне никогда не получить искупления и прощения.

Я встал на колени перед Аней, протянул полотенце, она приложила его ко лбу, начала приходить в себя. Светлые глаза смотрели на меня пронзительно и печально, потом она сказала:

– Если ты помогаешь нам – значит, ты ещё не совсем мёртв.

У меня с трудом получилось улыбнуться.

Последнее время из всех голосов я слышу только свои собственные мысли – единственный собеседник, который бы устраивал меня и не доставлял тревоги. Зимние ночи настолько глухие и тёмные, а дни пронзительно ясные, что меня слепят и оглушают то тьма, то свет. И этот безбрежный глухой звон соснового леса.

Дни настолько прекрасные, что я не успеваю считать их.

Они не трогают меня, а тихо плывут рядом, словно стаи больших молчаливых китов. Только приглядывают за мной одним глазом.

Ветви качаются над головой.

Тишина стелется по лесу насквозь, опутывая его и заставляя меня усмирить все свои чувства. Чувства, о которых я не привыкла думать и которые не хотела забывать.

Прошло несколько месяцев, как я последний раз видела Венселаса, а мне кажется, что годы. Я исполнила своё желание и укрылась в чаще леса в бревенчатом домике лесника, замшелом и одиноком. Гуляла босиком по лесу, любовалась скованным льдом заливом, холодным небом и мириадами снежных звёздочек. Только я и белая пустыня вокруг.

Я не старалась тянуться к свету, не хотела никого видеть рядом, будто внутри у меня что-то умерло, оборвалось. Я мало ела, ничего не читала, не интересовалась внешним миром, только бегала по лесу извилистыми звериными тропами, стараясь не выть от безысходности и оглушающей тишины.

Стайки косуль проносились пугливыми тенями в безжизненном зимнем лесу, их выдавал запах тёплой шерсти, пульсация вен и пар изо рта, в котором дышала сама жизнь. Я бегала за ними в одном тонком белом платье, моя кожа сливалась с цветом снега, а волосы – с корой сосен. Я поднимала глаза в ночное небо и впитывала его черноту, пустоту и холод, пока внутри меня не осели и не утихли бури, будоражащие прошлое. Вся поднятая со дна моей памяти любовь и последующая за ней боль. Пустой и спящий лес успокоил и вылечил забытые раны, я знала одно: тот, кто никого не подпускает к себе, не может быть никем ранен. Придерживалась этого ранее, теперь же стану следовать этому неотступно.