Книга Ночь упырей, страница 90 – Анастасия Андрианова

– Уж ты-то и язык не держал? Да я ушам не поверил: неужели наш сыч сказал что-то кроме «угу» и «бу-бу»? – хохотнул Калинник, буквально светясь счастьем и любопытством. – Вот ты мне скажи, пожалуйста, друг, что у вас? Ты ей признался? А она тебе?

– Никочто, – выпалил Смородник и понял, что случайно смешал «ни за что» и «никогда». – Она не должна догадаться.

Калинник схватил с подноса второй бутерброд и набил рот.

– Парень, да у тебя глаза мечут сердечки вместо привычных молний, как тут не догадаться? Она не слепая, – прошамкал он, жуя. – Да и невозможно вечно скрываться. Ты планируешь какое-то продолжение? Следующие шаги, например. Дальше-то что будешь делать?

Вопросы Калинника и раздражали, и ставили в тупик. И в самом деле, что дальше?.. Смородник замялся. Его горизонт планирования обычно ограничивался одним-двумя днями, и пока что там не было романтических признаний. И как он мог бы это сделать? Выдавить кетчупом сердечко на пельменях?

– Ну… Сенница скоро меня казнит.

– Ты найдёшь тысяцкого, и не казнит.

– Не находится. Уже понятно, что мне скоро конец.

Калинник неодобрительно закряхтел, пересел на подлокотник кресла, в котором сидел Смородник, и потрепал его по плечу, захватив медвежьей хваткой. В другой руке он продолжал держать надкушенный бутерброд.

– Да чего ты раскисаешь, мужик? Найдём твоего упыря, а если даже не найдём, то ты что думаешь, я тебя на растерзание дам? Да где я ещё такого найду? Мне без тебя скучно будет, так что я тебя перед Матушкой отстою. Признаешься своей булочке, свадьбу сыграем, троих детей растить будете. И ипотеку возьмёте.

Смородник помолчал пару минут. В ответ на слова Калинника в груди заныло, но эта боль была приятной – в отличие от боли в пояснице после сна на пружинной койке.

– Не обнадёживай меня, – отрезал он. В горле пересохло от волнения, которое вдруг обратилось в кипучую злость. – У неё есть парень, а до меня Сенница всё равно доберётся. Всё и так слишком сложно. И станет ещё сложнее. Это никому не надо.

Злость распухла, накинулась на колотящееся сердце, откликнулась во рту отчётливой горечью. Смородник замолчал – резко, будто в лёгких закончился воздух, превратившись в яд.

Он всегда об этом думал. Каждый грёбаный день. Не планировал наперёд, но знал: сейчас нельзя давать волю чувствам. Но он никогда не произносил это хотя бы мысленно. Не облекал в слова. И теперь, прозвучав вслух, они резанули его по сердцу, которое, казалось, давным-давно уже превратилось в уголь.

Наверняка боль отразилась у него на лице, потому что Калинник шустро сунул в рот остатки бутерброда, и его рука оказалась у Смородника на другом плече, ободряюще приобнимая. Смородник шикнул и с досадой провёл ладонью себе по лицу.

Да уж, почти расклеился.

– Звучит дерьмово, – согласился Калинник, распространяя отчётливый аромат охотничьих колбасок. – Но мы что-нибудь придумаем. Так ли всё хорошо у неё с парнем, если она ночует у тебя? И прибегает к тебе в больницу с испуганными глазищами.

– Она говорила, что я ей нравлюсь как друг.

– Ты уверен?

Чёрт, ну и зачем он задаёт эти вопросы? Смородник скривился:

– Слушай, не знаю. Я ничего, мать твою, не знаю. Только то, что дышать без неё становится больно, а с ней сердце колотится молотком по рёбрам. Я, может, сдохну скоро – не из-за Сенницы, так от тахикардии. Не мучай меня. Хватит.