Книга Уездный город С***, страница 132 – Дарья Кузнецова

А вот Акулину Матвеевну прислуга не любила, называя женщину вздорной, привередливой и заносчивой. У неё был такой заботливый муж, она ни в чём не имела нужды, но вечно была чем-то недовольна. Все три уверенно заявляли, что полюбовник у хозяйки имелся, и даже не один, потому что женщина часто и подолгу отлучалась, хотя куда именно она уходила, каковы из себя были эти возможные любовники и как их звать — служанки не представляли. Только один раз кухарка якобы видела её с каким-то чернявым, рослым, громогласным типом, с которым Акулина весьма нежно любезничала. Показания эти были сомнительными, приметы — смутными, однако выбирать не приходилось, и Титов аккуратно всё записал.

Увы, ответить, когда именно хозяйка покинула дом, никто из них не сумел.

Горбач явно любила вышивать и была в этом весьма искусна, а еще зачитывалась «французскими» романами про любовь. В секретере у покойной нашлось огромное количество писем и иных бумаг — она исправно собирала все счета, старательно всё записывала и подкалывала. А еще женщина оказалась идеальной, с точки зрения полиции, жертвой: она вела дневник. И как бы ни было неприлично читать чужие личные записи, но поручик изъял и письма, и эту толстую книжицу с изящным золотым замочком, возлагая на них большие надежды.

Женщина действительно не знала недостатка в драгоценностях и нарядах, от которых гардеробная буквально ломилась. Однако среди шелков и бархата поручик обнаружил несколько весьма простых и скромных одеяний, одно даже со следами починки.

Больше ничего интересного во всём доме не нашлось. Обыску Горбач содействовал, хотя и не понимал, что за надобность обходить прочие помещения. Да поручик и не надеялся толком что-то найти, но порядок есть порядок. Это жильё первых двух жертв не имело смысла осматривать целиком, а тут Натан предпочёл проявить дотошность: всё же хозяин дома — вещевик из списка, и уже только поэтому находится под подозрением.

Мать Акулины жила в своём доме, неподалёку, и от Горбачей Титов направился сразу к ней. Дверь открыла крепкая, дородная, нелюдимая женщина с грубым круглым лицом, чёрной тугой косой и усиками на мясистой верхней губе. Судя по всему, служанка; во всяком случае, у поручика и мысли не возникло, что именно эта особа могла быть матерью Акулины — у них не было совершенно ничего общего. Женщина впустила полицейских молча, без вопросов, и проводила их в гостиную, не интересуясь целью визита и не обращая внимания на попытки поручика объясниться.

Хозяйка нашлась в гостиной. Скрючившаяся в кресле, закутанная в тёмную цветастую шаль, с жёлтой кожей и неряшливыми клочьями редких волос, она казалась древней старухой, что стало для Титова полной неожиданностью. Акулине же всего двадцать два, и она единственный ребёнок. Как же так получилось?

Или, может быть, это вообще не тот дом?

Впрочем, приглядевшись — не глазами, а чутьём живника, — Титов понял, что дело в болезни. Какой-то недуг, незнакомый поручику, пожирал женщину изнутри, и, кажется, ей оставалось совсем недолго. Болезненность хозяйки особенно бросалось в глаза в этой гостиной — нарядной, с кружевной скатертью на столе, персиковыми обоями и тёплой ореховой мебелью. И первый вопрос, почему она сама не пыталась искать дочь, отпал естественным образом: было непонятно, как она вообще сумела дойти даже до соседнего дома. Не иначе как при помощи сиделки.