Книга Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига, страница 92 – Елена Зикевская

Бабы закрыли рты и отвернулись друг о друга, проглотив всё несказанное.

А Джастер допил отвар, убрал чашку в торбу и вышел на луг.

Солнце почти разогнало туман, и теперь сгоревшую деревню было хорошо видно.

Только вот… Только вот от неё больше не пахло смертью и страданиями. Просто заброшенная деревня.

Даже погорельцы смотрели в её сторону с горечью, но без той боли, что вчера рвала им души.

Неведомо как Шут сумел не исцелить их раны, но сделать прошлым. Тем, что уже пережито.

Вот и тихие шепотки между Агилой и Олекшей о том, кто каких мальчишек себе возьмёт. Вот и старики, ласково гладящие по головам Сумика и Лушку. Вот и Керик, вновь крутящий в руках золотую монету, да поглядывающий то в сторону деревни, то, украдкой, на Олекшу.

Даже Нанира перебирала растрёпанные волосы, прихорашиваясь, как могла.

Ещё вчера убитые горем, сегодня все они были готовы жить дальше.

И это было настоящее чудо.

Сам же виновник этого волшебства стоял по колено в траве лицом к солнцу и словно танцевал медленный и странный танец. Движения были плавными и неспешными, а иногда он и вовсе замирал на несколько моих вздохов.

— Дядька, а ты чаво делашь? — Любопытный Сумик проскользнул у меня под рукой и остановился возле Шута, дёрнув его за рубаху.

Что за несносный мальчишка!

Но Джастер, вопреки всему, не рассердился.

— Силой наполняюсь, — улыбнулся он, потрепав назойливого мальчугана по тёмным вихрам. — Живой.

— А как это? — округлились глаза у мальчишки. — Нешто по-колдовски?

— По-людски, — рассмеялся Джастер, легко щёлкнув пальцем по любопытному носу. — Знаешь, как мудрые люди раньше говорили? Утром встал — потянись, солнышку улыбнись, миру поклонись, Шанаку помолись да за дела примись.

Сумик засмеялся.

— Чудной ты дядька, опять смешно молвишь! Шо за Шанак-то такой?

— Шанак миру и людям отец небесный, — спокойно ответил воин. — А Датри — жена его, всем людям мать. Они все молитвы слышат, на все отвечают.

— Эх, от не ведал я, что услыхать таки речи внове придётся… — из сарая вышел дед. — Верно молвишь, мил человек, ох верно. Забыли мы мудрость предков наших, и богов забыли, вот и пришла беда…

— Беда пришла и ушла, а мудрость да богов вспомни и не забудь. — ответил Шут.

— Э, старый, нашёл, ко слухать, — махнула рукой Нанира. — Балабола бродячего! Он те сказок-то намелет, да токма с них муки не навеешь, хлеба не напечешь и в рот не положишь!

— А мои сказки в душу кладут, — снова усмехнулся воин, — да в мыслях толкут. Кто суть добыл, тот и сыт ходит.

— Как же они услыхат-то? — Олекша опиралась плечом на столб. — Она, небо-то, высоко да далече… Докричишься рази?

— Так на то людям и душа дана, чтоб с богами беседы вести. Ты в душе скажешь — Шанак с Датри и услышат и ответят.

— Агась, и услышут, и ответют, — тут же огрызнулась Нанира. — И ты Олекша, туда же, развесила уши-то, как дитя малое…

— Злая ж ты баба, Нанира — сердито сплюнул дед. — Ядовита шо змея! Он, можа, и балабол, а токма от его сказок на душе веселей да жить радостей. А тя послухать — жить не хоца!

— Те старый, о душе самый раз и думать, — огрызнулась та. — А я баба молода да хороша, мне о теле думать треба!

— Пора вам, — Джастер снова пресёк споры. — Солнце уже высоко, а идти далеко. Да ис малыми вы.

— И то верно толкуешь, милай, — бабка держала за руку Лушку. — Покуда мы до свёртка-то добредём, ужо за полдень перевалит.